10 лет назад вышел трек "Стыцамен". Вспоминаем его вместе с Иваном Дорном

ИМИ и "Афиша" выпустили книгу "Не надо стесняться" — история постсоветской поп-музыки в 169 песнях с 1991 года по 2021 под редакцией Александра Горбачева. А название книге дала строчка из песни Ивана Дорна "Стыцамен", которая по какому-то невероятному совпадению именно в этот день отмечает свое десятилетие.

Фраза Дорна получилась этапной, программной и пророческой — вскоре интернет разломал границу между миром телевизионно-радийной попсы и андерграундом, между высоким и низким, между элитарным и массовым.

К выходу книги "Не надо стесняться" и к 10-летию песни "Стыцамен" Леша Горбаш ("ИМИ") созвонился с Иваном Дорном, чтобы послушать, как успех песни помог ему определиться со своей ролью "пограничника" между андеграундом и мейнстримом.



— Когда ты в последний раз слушал “Стыцамена”?

— Не знаю. Потому что я слишком много с ним концертирую. Но когда я с ним выступаю, то всегда кайфую. Мы каждый раз его немножко видоизменяем, что придает свежести ощущениям. А чтобы я сел и послушал — прошли годы.



— Это были приятные эмоции или “выключить, забыть”?

— Для меня с этой песней давно все понятно, она уже всеми красками раскрылась. Дальше я просто выполняю миссию артиста с такими треками: он должен их петь. Дарить людям счастье и ностальгию.



— Для меня феномен “Стыцамена” был в том, что он существовал на стыке “глянцевого попа”, из которого вышел в том числе ты, и будущего, где поп-музыку на русском стали воспринимать куда более радостно. А для тебя?

— Феномен этого трека для меня заключается в том, что мы не ожидали его поворотности для музыкальной истории. Для нас это был с одной стороны эксперимент. И у нас не было ощущения, что это может всё взять и поменять, тем более на таком уровне. Когда всё стало происходить, мы быстро осознали, какое знамя несём. Отсюда и сформировался феномен для нас лично — мы не ожидали, что это радийный трек.

А то, о чем говоришь ты, скорее работало подсознательно: абсорбировать поп, что был раньше, и пропустить через призму себя-неформатного дебошира, который хочет немножечко покуролесить.





— В 2021 году “Стыцамен” это поп-музыка или попса?

— Всё-таки поп-музыка. Слишком много раз я слышал со стороны близких друзей и уважаемых музыкантов, что для них это нечто большее, чем просто попсовый продукт. Помню, как слышал: “Прикольно, это как-то странно и что-то новое”. Много людей фидбечило в таком формате. Соответственно, это позволяет мне смело заявлять, что это не попса.



— Было ощущение, что песня тебя преследует?

— Да конечно было, естественно. Я с этим согласился, и у меня нет тут проблем. Я пытался это перебороть и переписать другими песнями, но так или иначе это главный флагман, с которым ты будешь ассоциироваться. Для меня Сильвестр Сталлоне — это "Рокки". А Шварценеггер — "Терминатор". У каждого есть свой главный ярлык, после которого ты от него никуда не денешься.

Дальше нужно доказывать, что не одним этим ярлыком ты, собственно, жив. Что ты не артист одного хита. И мне удалось это сделать хотя бы тем, что я до сих пор существую как артист — и достаточно успешно. Но меня перестало парить то, что меня преследует “Стыцамен”.

Года два назад мы начали выключать из концертного сетлиста “Стыцамена” и смотреть, будет ли успешен и самодостаточен концерт. И никаких вопросов не возникало. Нас могли застать врасплох, когда мы выходили на бис — и тогда мы его уже пели. Но основная программа проходила успешно и без него.



— Ты сам считаешь “Стыцамена” одной из ключевых песен последнего десятилетия?

— Однозначно, не буду лукавить и скромничать, я говорю “да”.



— Где слышишь его отголоски?

— А хер его знает. Cream Soda, Элджей, Федук. Мне кажется, это вся современная поп-эстрада, которая работает в хаус- и электропоп-ключе. Возможно, Monatik и Quest Pistols, хотя последние скорее от “Танца пингвина” отталкивались. Мы возродили органный бас, вернули его в массы после момента, когда "Гости из будущего" выпустили второй альбом, где была песня “Плачь-плачь, танцуй-танцуй”. А мы его реинкарнировали. И это было главным двигателем и вау-эффектом, который все стали повторять после.

И мы привили любовь к хаус-музыке. Но сами мы делали это в грубой форме, поэтому нам пришлось чуть дольше ждать признания. И знаешь, когда я вдруг слышу возрождение этого трека в TikTok, понимаю: если новое поколение подтверждает культовость этой песни, сомнений нет.



— Мы с тобой общались в 2015 году. Тогда ты говорил, что хочешь “нырнуть в андеграунд”.

— Возможно. Я так много раз радикально менялся, порой в течение даже одного года.



— А тут нет злой иронии: ты нырял в андеграунд в том числе из-за успеха “Стыцамена”, а трек в свою очередь стер границы между “андером” и мейнстримом в поп-музыке?

— Ирония в этом точно есть. Потому что я до конца этого не понимал, а так и произошло — это 100% ирония в том числе надо мной. Иначе бы этот вопрос не ставил меня в тупик. Но будь я приверженцем тех старых своих мыслей, я бы оказался в ещё большем тупике, осознавая справедливость этого вопроса.

Сейчас я понимаю, что моя миссия — это нечто среднее: прорисовывать границу между андеграундом и массовым искусством и её определять. В таком случае ты находишься вне времени. Тут пропадает причинно-следственная связь, которая определяется трендами. Ты, скорее, сам их обозначаешь.

И если перенести это на “Стыцамена”, он именно это и сделал: нарисовал границы. Всё, что сложнее “Стыцамена” — это андеграунд. А всё, что понятнее — уже поп-музыка. И я осознал, что моя миссия как раз в этом. Мне нравится это делать, даже когда никто нахуй не обращает внимания на эти границы. Здорово осознавать, что я их прорисовываю для поп-жанра и электронной музыки.



— Кого ты сам любишь слушать сейчас?

— Мне нравятся Сестры. Constantine. Если говорить о десятилетии, конечно же, Антоха МС. В Беларуси крутые артисты: Союз, Молчат дома, Dee Tree, Palina. Мне нравится Казускома! Мне нравятся Скриптонит и Хаски, N1NT3ND0. Меня впирает весь субкультурный движ: SE62, такие андеграундные электронщики. А, Cream Soda, конечно! Вот сейчас на “Мастерской” выходит свежий коллектив — Тонка.



— Есть ли песни Ивана Дорна, которых ты сейчас стесняешься?

— Наверное, нет.