Тексты

На русском вышла книга "3 короля" — про Jay-Z, Dr.Dre и Diddy. Почитайте ее главу

О том, как будущие миллионеры и миллиардеры только начинали путь к успеху.

В издательстве "Индивидуум" вышла книга "3 короля" Зака О`Маллей Гринберга, журналиста и редактора Forbes. Она рассказывает о судьбе Dr.Dre, Jay-Z и Diddy — трех рэп-бизнесменов, каждый из которых внес свою лепту в то, что хип-хоп стал многомиллионной индустрией.

Ее можно купить и прочитать на сервисе Bookmate. Мы публикуем одну из глав: про то, как будущие хип-хоп могулы начинали свой путь и каким был хип-хоп в то время.






***

Возможно, бит существовал всегда, но люди, исследующие его возможности, появились каждый в свое время. Географически самым близким к Бронксу был Шон Комбс, также известный как Паффи, Пафф Дэдди, Пи Дидди и Дидди; он родился 4 ноября 1969 года в Гарлеме. Почти через три года его отца Мелвина Комбса застрелили в машине, припаркованной на Сентрал-Парк- Уэст — некто из его круга решил, что он готовился к разговору с властями об одной деликатной сделке.

В начале превосходной книги "Большая расплата" автор Дэн Чарнас замечает, что Гарлем был родиной Александра Гамильтона — человека, который фактически заложил основы американской финансовой системы (а позднее вдохновил авторов самого успешного бродвейского мюзикла десятилетия). С тех пор в районе появилось немало специалистов по тому, как делать деньги и хвастаться ими.

Комбс-старший может похвастаться внушительным количеством проведенных сделок — разнообразных и далеко не всегда законных. Он зарабатывал деньги как таксист, владелец бара, управляющий компанией проката лимузинов и распространитель наркотиков. Компаньон наркобарона Фрэнка Лукаса (по мотивам его биографии в 2007 сняли фильм "Американский гангстер", главную роль сыграл Дензел Вашингтон) Комбс иногда приводил маленького сына в дом Лукаса. (Делиться Дидди не любил уже тогда. "Моей дочери приходилось оттаскивать его от игрушек", — однажды сказал Лукас). Хотя Мелвин Комбс умер, когда Дидди было совсем мало лет, отец произвел на сына неизгладимое впечатление.

"Я очень рано понял, что оттуда только два пути: в тюрьму или в могилу, — объяснил рэпер в 2013 году, рассказывая о жизни отца. — Поэтому я стал работать еще упорнее... У меня, как и у него, менталитет воротилы".

Комбс не так привлекал внимание по сравнению с Лукасом: тот однажды бросился в глаза федералам, придя на бой Мухаммеда Али с Джо Фрейзером в шиншилловой шубе в пол за 100 тысяч долларов — яркую моду любил, за что получил прозвище Красавчик Мелвин. Современник Комбса-старшего Диллард Моррисон-младший говорит: "Сын пошел в него. [Мелвин] был безупречен. Всегда с идеальной прической. Среди парней он всегда выделялся тем, как держался на людях".

Несмотря на трудности, выпавшие ему в раннем детстве, Комбс-младший с нежностью вспоминает то время. "Мне повезло, что я родился в 1969-м, — сказал мне Дидди в 2014 году. — В 1970-е, на которые пришлось мое детство, я воспитывался на музыке и атмосфере тех лет, а потом наступили 1980-е, и я повзрослел, слушая хип-хоп".

Детство Комбса прошло в Эспланад-Гарденсе — комплексе доступного жилья неподалеку от конечной станции метро "148- я улица" в Гарлеме всего в десяти минутах езды от вечеринок Герка на Седжвик. Дидди растили бабушка и мама Дженис, которая быстро поняла, что сыну нравится быть в центре внимания. Поэтому уже в два года он появился в телерекламе "Баскин Роббинс"; позднее его снимали для журнала Essence вместе со звездой мюзикла "Виз" Стефани Миллсом. Когда Дидди пора было идти в среднюю школу, Дженис перевезла семью в Маунт- Вернон, пригород Вестчестера, где жили люди со средним уровнем доходов. Подростком Дидди продолжал интересоваться модой и продавал рубашки и галстуки в Macy's; одно время он также подрабатывал доставкой газет. ("Я не ограничивался одним маршрутом, — объясняет он в рекламе Cîroc. — Я взял себе четыре").





Его страшно раздражало, что новые белые жильцы в Маунт-Верноне не приглашали его поплавать в бассейне, поэтому он выклянчил у матери свой собственный — больше того, что был у соседей. Так его дом стал местом, куда хотели попасть дети всех рас. Дидди и дальше пользовался популярностью, когда поступил в Академию Маунт Сент-Майкл, католическую школу в Бронксе на границе округа, — там он стал звездой местной футбольной команды. Друзья заметили, что он всегда ходил с выпяченной грудью, и дали ему прозвище Паффи ("Напыщенный"). Он помог школьной команде выиграть чемпионат дивизиона, но в год выпуска сломал ногу, и его карьера завершилась преждевременно. "Эту мечту пришлось отложить, — говорит он. — У Господа на меня были другие планы".

***

Граница культурных и экономические реалий Гарлема и Бронкса в 1970-е проходила не только по узкой реке, разделяющей два района. В Бронксе все стало так плохо, что собственники нанимали мелких уголовников для поджога своих домов. Нередко они выкладывали за это всего по 50 долларов, надеясь получить прописанную в страховке шестизначную сумму (эта участь постигла первый родной дом Старски). Один такой пожар в 1977 году было хорошо видно со стадиона "Янки" во время игр Всемирной бейсбольной серии. Работавший на матче комментатор Говард Коселл выдал в эфир крылатую фразу:

"Бронкс сгорает от напряжения, дамы и господа".

В то же время Гарлем сохранял исторический статус неформальной столицы черной Америки — здесь были театр "Аполло", Майя Энджелоу (американская писательница и поэтесса) и гарлемский ренессанс . В этом же районе жила и работала гангстерская элита вроде Фрэнка Лукаса и её коллеги рангом пониже. Деньги в Гарлеме лились рекой, и это были доходы не только от наркобизнеса, но и от неофициальной — и незаконной — общегородской лотереи, известной как игра в числа. Игроки нацарапывали на клочках бумаги трехзначные числа, предположения выигрышного номера, и передавали их курьерам. (Выигрышное число зависело от района: его могли взять из опубликованных результатов скачек — например, последние три цифры общей суммы ставок на треке в обозначенный день.) Гарлем был бурлящим центром этого неформального экономического механизма: в определенный момент в нем было задействовано около сотни тысяч человек, из-за чего число арестов выросло до восьми тысяч за год.

Вся эта суматоха породила экономическую систему, которая позволила диджею Голливуду стать знаменитостью среди гарлемских авторитетов. Ему платили до пяти тысяч долларов, чтобы он отжигал на модных вечеринках Верхнего Манхэттена. Он не только болтал в микрофон, как другие диджеи, но и часто клал на диско-биты длинные, синкопированные строчки. По этой причине некоторые считают его одним из первых настоящих хип-хоп-исполнителей, хотя другие с этим категорически не соглашаются 48. "Когда появилась первая школа хип-хопа, это был наш протест против всего происходившего в то время, — говорит Кэз, выросший в Бронксе неподалеку от Герка. — Все эти клубы и диско-диджеи... они выгоняли нас со своих вечеринок".

У Голливуда появилось множество поклонников, которые не могли попасть на его шоу. Поэтому в начале 1970-х он записывал на восьмидорожечный магнитофон микстейпы, в которых начитывал рэп поверх диско-ритмов, и распространял их в Гарлеме и Бронксе среди расширяющегося круга слушателей. Старски вспоминает, как однажды встретился с другом, чтобы просто посидеть в его кадиллаке, где был проигрыватель восьмидорожечных кассет, и послушать записи Голливуда. "Когда я услышал его [диджея Голливуда] пламенную читку, я понял: это то, чем я хочу заниматься, — говорит Старски. — И ничто в этом мире меня бы не остановило". Подростком Старски работал помощником бывшего участника баскетбольной команды "Гарлем Глобтроттерс", который стал диско-диджеем и взял имя Пит Диджей Джонс. Старски платили по пять долларов в ночь за переноску аппаратуры, но нередко ему приходилось и подменять Джонса. "Иногда он мог перепить и сказать: "Ну чего, Старски, тебе сегодня играть мою программу", — вспоминает рэпер. — "Ты только в микрофон ничего не говори, не хочу, чтобы они поняли, что это не я". Потом пошатывающийся Джонс находил тихий уголок и вырубался. Просыпался он как раз под овации. Вскоре Старски уже сам начал зарабатывать за ночь по триста долларов и к 1979 году вместе с Эдвардом Стержисом (Эдди Чиба) и Голливудом стал одним из самых успешных диджеев, читающих рэп.

В том же году ныне покойная Сильвия Робинсон (жительница Гарлема, талантливая соул-исполнительница, в раннем возрасте попавшая в топ-15 американского чарта под именем Литтл Сильвия; позднее она основала с мужем Джо маленький лейбл Sugar Hill Records) получила приглашение на вечеринку по случаю дня рождения двоюродного брата в клубе Harlem World на 116-й улице 51. Они с Джо переехали через реку в Нью-Джерси и не горели желанием идти на празднование, но в приглашении среди гостей указывалась Сильвия. "Ты ведь не хочешь расстроить поклонников и не прийти", — сказала племянница Дайен.

Приехав в клуб, Сильвия сразу увидела, как Старски заряжает толпу. Когда он читал рэп во время песни Chic "Good Times", зрители подчинялись его речитативу, как армейские кадеты. Среди указаний было и знаменитое "Поднимите руки повыше и машите ими, будто вам на все наплевать". Старски вспоминает: "Она никогда не видела, чтобы кто-то управлялся одновременно с вертушкой и микрофоном, как я". Проникнувшись в ту ночь клубной атмосферой, Сильвия ощутила в этом нечто потенциально большее: форму музыки, которую можно перенести с вечеринок на винил. Она предположила, что слушатели, двигавшие бедрами в Harlem World, будут готовы заплатить копии таких пластинок, — и решила записать их у себя в студии. "У нее всегда была предпринимательская жилка, — рассказывает ее сын Лиланд Робинсон. — Когда остальные говорили "нет", она говорила "да".

Сильвия отправила Дайен к диджейскому пульту — передать Старски, что она хочет его записать. Тот подумал, что это штука — и в шутку позвал охрану. Сильвию это не смутило, и она связалась со Старски после шоу, но выяснила, что у него уже есть контракт с концертным агентом. Тот не желал вести с ней дела, потому что ему не нравился Джо, бывший курьер игры в числа, у которого оставались связи в криминальном мире. Робинсоны открыли Sugar Hill, заняв 20–25 тысяч долларов у Морриса Леви — коллеги Джо, музыкального менеджера, известного хорошим нюхом на таланты, а иногда и не только на них. (Незадолго до смерти, в 1988 году, Леви вместе с членом криминальной семьи Дженовезе был осужден за вымогательство).

Но Робинсонам, чтобы вести привычный образ, нужен был хит. Поскольку Сильвия не заполучила Старски, она отправилась в Энглвуд на поиски ребят, которые умеют читать рэп. Вскоре она нашла Генри Джексона (Биг Бэнк Хэнк), который работал в забегаловке Crispy Crust Pizza, и время от времени бомжевавшего приятеля ее сына Майкла Райта (Вандер Майк). Пока они разговаривали, к ним подошел Гай О’Брайен (Мастер Ги) и сообщил, что тоже читает рэп. Сильвия окрестила их Sugarhill Gang и наняла группу музыкантов скопировать ритм "Good Times", сказав им: "Эти ребята будут очень быстро говорить под ритм. Не знаю, как еще это описать".





< Трое молодых людей записали куплеты, большую часть текста подрезав у Старски и Кэза. Последний в будущем станет участником знаковой хип-хоп-группы Cold Crush Brothers, однако в 1979 году его внимание было сосредоточено на коллективе Mighty Force, где Хэнк совмещал работу менеджера и вышибалы. До выхода песни "Rapper’s Delight" Хэнк действительно рассказывал о ней Кэзу и даже позаимствовал у него записную книжку с текстами. "Бизнес мы не обсуждали, — рассказывает мне Кэз. — Я просто считал, что если кто-то работает со мной и добивается успеха, то и мне тоже перепадет копеечка".

Как и в случае рейгановской экономической политики, основанной на идее эффекта постепенного стимулирования и обещавшей процветание сообществам вроде Бронкса, копеечка не перепала. Вандер Майк начинает песню классической строчкой "Now what you hear is not a test, I’m rapping to the beat", вступает Хэнк с первым куплетом "Rapper’s Delight", слово в слово списанным у Кэза — также известного как Кэзанова Флай.

"Они мало что понимали в рэпе, — говорит Старски. — Их знаний хватило ровно на шестнадцать минут этой пластинки". Трек вышел в сентябре 1979 года и вошел в историю как первый хип-хоп-сингл, пробившийся в топ-40 чартов Billboard, хотя и по сей день многие из основателей жанра отказываются при- знавать его хип-хопом. Песня принесла Sugar Hill 3,5 миллиона долларов дохода 61, а Уандеру Майку значительное улучшила качество жизни. ("Он купил себе классический "Линкольн", а на следующий день пошел и купил еще один», — рассказывает Лиланд Робинсон). Так ребенок-звезда из Гарлема помог хип-хопу впервые проникнуть в массовую культуру — в нью-джерсийской студии, при помощи троих подростков и текстов, позаимствованными у отцов жанра из Бронкса.

***

Шон Картер узнал о хип-хопе за год до "Rapper’s Delight" прямо во дворе за домом. В жаркий летний полдень в Марси-Хаусез — мрачном бруклинском жилом комплексе, очень похожем на те, где выросли Герк и Бамбаатаа, — девятилетний мальчик, вскоре ставший известным как Джей-Зи, заметил стоявших в кругу ребят. Один из них, местный рэпер Слейт, фристайлил обо всем подряд, начиная с толпы вокруг и заканчивая качеством своей рифмы. Он читал рэп до самого заката, выплевывая строчки, как одержимый.

"Первое, что я подумал: "Вот это крутая херня", — пишет Джей-Зи в автобиографии. — Второе: "Я тоже так могу". Он побежал домой и сразу начал записывать в блокнот сочиненные им рифмы (Позже, боясь, что конкуренты украдут его строчки, он стал хранить песни исключительно в своей голове).





Бруклин времен детства Джея-Зи отличается от сегодняшнего Бруклина крафтового пива и йоги так же, как "Rapper’s Delight" — от нынешних высокобюджетных хип-хоп-синглов и клипов. Джей-Зи пришел в этот мир 4 декабря 1969 года — всего через месяц после Дидди и через десять лет после того, как район лишился своего сердца — бейсбольной команды "Бруклин Доджерс".

После сезона 1957 года она покинула стадион "Эббетс Филд", находившийся в двух с половиной милях к югу от Марси-Хаусез, и перебралась в Лос-Анджелес. Владелец "Доджерс" Уолтер О’Мэлли хотел остаться в районе, нацелившись на место рядом с транспортным узлом в Атлантик Ярдс, деловом центре Бруклина. Но Роберт Мозес ясно дал понять, что пресечет любую попытку О’Мэлли закрепиться в Бруклине, и предложил для постройки запланированного стадиона только место во Флашинге *. При этом он выставил такую цену, что переезд в Лос-Анджелес обходился команде на много миллионов дешевле.

Столкнувшись с таким выбором, О’Мэлли перевез команду на запад. ("Эббетс Филд" снесли в 1960 году, заменив его еще одним невзрачным жилым комплексом.) Вину за переезд "Доджерс" Мозес сумел взвалить на плечи О’Мэлли. (Расхожая бруклинская присказка: "Если бы вам дали пистолет с двумя патронами и отвели в комнату с Гитлером, Сталиным и Уолтером О’Мэлли, в кого бы вы выстрелили?" — "В О’Мэлли — дважды!") Уехали не только бейсболисты: с 1950-го по 1960 год 428 тысяч жителей перебрались отсюда 67, когда десятки тысяч рабочих мест в предприятиях вроде Spalding и Brooklyn Navy Yard перестали существовать. Бруклин превратился в заброшенную, никому не нужную дыру. "Во дворах Марси подростки носили автоматическое оружие как кроссовки, — отмечал Джей-Зи. — Наши бабушки боялись на улицу выйти: перестрелка могла начаться посреди бела дня".

Для Джея-Зи все стало еще хуже, когда ему исполнилось десять лет: отец ушел из семьи, из-за чего юный рэпер стал более замкнутым и перестал доверять людям. Матери с трудом удавалось заработать на хлеб, и Джей-Зи часто обедал у друзей: дома есть было нечего. Чтобы сбежать от реальности, он слушал материнскую коллекцию соул-пластинок и оттачивал рэперские навыки, отбивая ритмы на кухонном столе и штудируя словари в поисках новых слов, пока друзья играли в баскетбол на улице.

Амбиции Джея-Зи могли ограничиться жилкомплексом Марси, если бы с малых лет у него не появились наставники. Среди них была учительница шестого класса, которая однажды свозила учеников к себе в гости — тогда Джея-Зи впервые выехал из гетто. "У нее в холодильнике была такая штука для льда, — рассказал Джей-Зи Стиву Форбсу в 2010 году. — Такая, знаете, нажимаешь, и из нее вываливается лед и вода льется. Меня она просто поразила. Я думал: „Вот бы мне такую“... В тот день я увидел совершенно другой мир, и у меня разыгралось воображение". Позже, в 1984 году, Джей-Зи познакомился с Джонатаном Берксом по прозвищу Джэз-О. Разглядев в ученике потенциал, он начал учить Джея-Зи понимать метафоры, сравнения, звукоподражание и другие важные элементы. "По большому счету, я научил его, как пишутся песни, — говорит Джэз-О. — В том числе таким тонкостям, как музыкальный посыл; я научил его, как говорить так, чтобы люди тебе верили вне зависимости от того, что ты говоришь".

Вскоре Шон Картер стал Джеем-Зи — псевдоним, составленый из детского прозвища (Джаззи) и названий двух веток метро рядом с Марси-Хаусез (J и Z). Это же слово было данью уважения его первому музыкальному наставнику. В одной из первых записанных песен они читают настолько быстро, что можно подумать, будто это просто ускоренная версия какого-нибудь раннего хип-хопа. Этот трек назывался "The Originator".




***


Прежде чем хип-хоп превратился в индустрию с миллиардным оборотом, ему предстояло сменить жилые комплексы и общественные парки на собственные площадки. Старски, Голливуд и другие, разумеется, крутили раннюю разновидность хип-хопа на дискотеках, но само по себе диско быстро теряло популярность.

В этот момент на сцену выходит 25-летний Сэл Аббатьелло — итало-американец из Бронкса с усами, гладко зачесанными во- лосами и фиолетовым кадиллаком. Его семья — одна из немногих белых, еще не сбежавших из района, — осталась управлять лаунж- барами и ночными клубами. Сэл вырос, помогая матери в баре, а в 1976 году встал у руля новейшего приобретения Аббатьелло — клуба Disco Fever. Он находился на углу 167-й улицы и Джером-авеню, в двадцати минутах пешком к югу от Седжвик, 1520 и всего в шести кварталах к северу от стадиона "Янки". Диджеи до закрытия — до шести утра — в основном играли диско, но иногда уходили пораньше и уступали место амбициозному тернтейблисту Свиту Джи.

"Под конец вечера он начинал рифмовать в микрофон, — вспоминает Аббатьелло. — В то время на наших дискотеках в микрофон никто не говорил. У диджеев их не было, потому что им они были не нужны".

Но каждый раз, когда Свит Джи просил посетителей размахивать руками, будто им на все наплевать, клуб взрывался от восторга. Аббатьелло предположил: это что-то новое, возможно, молодежный жанр, который придет на смену диско. Он подружился с Джи и попросил сводить его в парк, где играли такие же диджеи. Флэш и его команда эмси, Furious Five, впечатлила Аббатьелло больше других.

"Я сделаю тебя звездой", — сказал он Флэшу при долгожданном знакомстве и пообещал еженедельный оклад: пятьдесят долларов за ночь 76. "Пятьдесят долларов!" — возмутился Флэш.

"А сколько ты хочешь? — спросил Аббатьелло. — Мы берем доллар за вход и доллар за порцию выпивки".

Флэш уступил, когда Аббатьелло согласился платить отдельный гонорар Furious Five. Но друзья отца Аббатьелло — старая клиентура из числа черных, которые ходили в другие клубы, принадлежавшие его семье, — сочли это ужасной идеей. По словам Аббатьелло-младшего, обычно их реакция была такой: "Он говорят в микрофон под чужую музыку? Это что еще за хрень?".

Аббатьелло убедил отца запустить еженедельную вечеринку. Он стал носиться по Бронксу и раздавать флаеры с рекламой первого выступления группы Grandmaster Flash and Furious Five. Когда важный день наконец наступил, результат оказался впечатляющим. "В первый же вечер к нам пришло около семисот человек, — говорит Аббатьелло. — А это был вторник".

Первые хип-хоп-артисты — от Флэша и Герка до Голливуда и Чибы — поняли, откуда дует ветер. Все подтянулись в Disco Fever — сюда ходили толпами, чтобы посмотреть на Grandmaster Flash and Furious Five. В то время алкоголь не продавали людям до восемнадцати лет, но в Fever попадали и несовершеннолетние. Аббатьелло искал новые подходы к клиентам: например, пообещал бесплатный вход тем, кто учился на одни пятерки и показывал табель на входе. Иногда он пускал переночевать бездомных подростков или давал им денег на еду.

Впрочем, Fever отнюдь не был белым и пушистым клубом. Аббатьелло выяснил, что некоторые завсегдатаи приходили в клуб продавать наркотики. Вместо попытки искоренить торговлю он обустроил в клубе так называемые комнаты кайфа. Он даже установил специальную систему мигающих лампочек, которая предупреждала посетителей о появлении полиции. Такая благожелательная политика подняла уровень лояльности среди любителей хорошо отдохнуть — многие из них впоследствии стали знаменитыми. Одним из них был гарлемский эмси Курт Уокер.

"Мы прозвали его Кёртис Блоу по двум причинам, — говорит Симмонс, лысый, уверенный в себе основатель лейбла Def Jam, который начал карьеру с того, что стал менеджером этого рэпера. — Он продавал фейковый кокаин... и его дурь была получше травы" (blow — кокаин на сленге).

Чуть ли не за вечер Блоу и Симмонс прошли путь от очереди в Fever до VIP-гостей заведения. Это случилось, когда вышел праздничный хит Блоу "«Christmas Rappin" — буквально через несколько недель после того, как Sugarhill Gang показали миру хип-хоп. "Когда вышел "Rapper's Delight", у нас уже был готов "Christmas Rappin", — объясняет Симмонс. — Мы чувствовали, что нас обокрали".) Когда песня Блоу начала греметь в клубах, менеджер британского лейбла Mercury Records, входившего в состав PolyGram, отыскал его и подписал с ним контакт на 10 тысяч долларов. Так впервые в истории рэп-исполнителя подписал мейджор-лейбл.





К началу 1980-х хип-хоп прочно обосновался на Восточном побережье. На Западе все только начиналось.

Что он рассказал в большом интервью про наркотики и зависимость
Белая Чувашия, новый артист Газа и сайд-проект Дельфина
Платиновый выпуск
Что посмотреть на выходных. Без спойлеров