Джино: "Я вообще не реализовал свой потенциал"
Материал был выпущен 2 апреля 2019 года
"Над головой ни облачка, в плеере 1000 Слов / Дома ждет девочка, и это, по ходу, любовь" — читал Гуф в одном из программных хитов группы Centr.
Никита Джино — участник московской группы 1000 Слов, обладатель сильного узнаваемого тембра и человек, про которого в русском рэпе 2000-х говорили: "Он взорвет". Джино не взорвал, но остался для нашего хип-хопа культовым персонажем.
Сейчас Никита готовит сольный альбом. Тут можно улыбнуться, потому что поклонники ждут альбом Джино уже лет 10. Но на этот раз, кажется, все серьезно — Никита в начале 2019 года громко напомнил о себе совместной с Oxxxymiron песней "Под дождем". Она появится на пластинке. На ней же будут такие песни, от которых явно бомбанет у ортодоксов — на них Джино заходит на территорию мейнстрима. Звучит это неожиданно, но круто.
Это интервью — большая биография рэпера. О русском рэпе 2000-х, внезапном взрыве популярности жанра, драках со скинхедами, периодах затишья и наркотиках. В разговоре Джино много смеется, давит харизмой и практически не переживает, что все сложилось не так, как могло бы. "Я делаю не ради ачивок", — скажет он. Ему важнее процесс.
— Всегда было интересно, голос — это природное или ты над ним работал?
— Не, это природное. И тут у меня небольшой з**б раньше был, потому что был такой чувак Slow Flow, у которого голос был похож на мой. Хотя для меня это никогда не было так очевидно, как для остальных. И нас очень часто путали — куча его треков ВК были подписаны моим именем. Его это, наверное, тоже бесило нереально.
— Я почему еще спросил — у тебя образование “менеджмент в телевидении и радиовещании”. Решил, что вам там голоса ставили.
— Это, вообще, одно из моих неоконченных высших образований. Это, грубо говоря, продюсерское мастерство. Программы и прочее, прочее, прочее.
— А ты работал в этой сфере?
— Я работал в смежной сфере, но это было очень давно. Когда я был моложе, то работал в телекомпании одной, так скажем. По сути это была контора по разводу государства, потому что по закону для некоммерческих телекомпаний предусмотрена льготу на аренду помещений. И мы под видом социальной телекомпании делали факультативы типа детской школы журналистики. Якобы. Мы приглашали абсолютно некомпетентных преподавателей, проводили занятия, а нам за это давали в аренду много помещений. И мы их сдавали.
— Ты как-то говорил, что работал художником по реквизиту. Это что?
— Это киношная профессия. Допустим, в сцене должна быть отрубленная голова. И я ее должен сделать, замутить, заказать, предоставить и так далее.
— Что самое интересное было?
— Человеческое сердце. Ну, конечно, оно было не человеческим, а свиным. Я пошел на рынок, договорился с мясником, и он отдал мне сердце. Оно же безумно похоже на человеческое, только размеры чутка разные.
— Был у тебя известный проект?
— Не, это все была сериальная история. Вот “Пятая стража” был сериал. Но это даже стыдновато немного вспоминать, что там работал.
— По поводу сериалов. Ты же сам играл в сериале “Простые истины” (один из первых российских молодежных сериалов, в котором снимались сейчас уже известные актеры вроде Данилы Козловского — прим. The Flow). Как ты туда попал?
– Это очень забавная история. Я по малолетству встречался с девочкой Ясей. Это, кстати, проклятое имя — одна моя бывшая девушка Яся сошла с ума и подала на меня заявление за изнасилование. Это был кромешный п****ц.
Так вот, где-то 2000 год, мы тогда были молоды, об институте еще речи не было. Нам было по 16 лет, а она хотела быть актрисой. Ее позвали на прослушивание как раз в “Простые истины”. Она позвала меня, чтобы я ее морально поддержал. Я, значит, сидел и ждал ее в коридоре киностудии имени Горького. И тут появляется мужик — такой, гомосексуальный продюсер из х****го фильма с шелковым шарфиком вокруг шеи. Он говорит: “О, а ты что здесь делаешь?”. Я ему ответил, что жду девушку. А он мне: “Пойдем со мной, пойдем со мной”. Я напрягся, подумал: “Вот, б***ь, куда мы пойдем с тобой?”. А он: “Да не переживай, я продюсер”. Именно это меня и пугало. Притащил он меня на прослушивание. Короче, Ясю не взяли, меня взяли.
— И сколько платили?
— Мне платили 100 долларов за съемочный день. По тем временам это хорошие бабки были.
— А с Данилой Козловским был знаком?
— Там были две генерации. Я был во второй, а он в первой. Зато со мной был молодой Слава Манучаров.
— Когда молодой Никита Островский начал слушать рэп?
— Я не помню момент, я помню чувство. Чувство наполненности. Я тогда осознал, что от музыки может быть так круто и приятно. Ощутил себя человеком, собранным на 100 процентов. И после этого в моей жизни уже не было никакого панк-рока или хэви-метала.
— Я моложе, так что музыка для меня всегда была доступна. Как это было у тебя?
— У меня была кассета E-Type “Russian Lullaby”. И долгое время у меня была только эта музыка, да и сама музыка носила исключительно утилитарную функцию. Удовольствия в ней особого не видел, для меня это была шумовая история. А вслушиваться в песни я начал в 13 лет после кассеты, где на одной стороне был Наутилус Помпилиус, а на другой — Агата Кристи. Это случилось после потери E-Type. И я ее долго гонял, разнообразия тогда не было, есть кассета — ты ее слушаешь.
— Назови три самых любимых альбома.
— Самый культовый альбом хип-хопа The Fugees “The Score”... Слушай, ты меня озадачил… Егор и Опизденевшие “Сто лет одиночества”. Это метафизика чистой воды. И… Вот прямо других эпохальных я не назову.
— Как появилась группа 1000 Слов?
— Название придумал я. У меня был друг Dale, с которым мы начинали группу. Просто затусовали и начали делать рэп. Мне лет 17 было.
А Саша РКП (второй участник 1000 Слов — прим. The Flow) появился в группе благодаря форуму hip-hop.ru, предтече рэпа в России. Сошлись в интернете, его как раз со мной познакомил Dale. И как-то мы быстро нашли волну, стали х****ть трек за треком, а Dale позже отвалился.
— Почему не выпустили альбом?
— Было бесчисленное количество пользовательских компиляций на торрентах и трекерах. Мы думали над альбомом. Но для меня музыка никогда не была историей достижений. Цели не стояло. Было бы прикольно, все так и поступали, это какая-то ачивка. Но мне всегда было интереснее быть здесь и сейчас, делать музло, вот когда оно тебя проперло. Я, конечно, на расслабоне в этом плане.
— Про вас говорили, что вы обязательно взорвете. Не связан ли распад с тем, что РКП как раз хотел тех самых достижений?
— Не, точно не так. Саша, вообще, из очень деловой среды. Отец не последний человек. Сам он пошел по пути управленца высокого уровня. Он бы не продолжил идти по этой среде — родители бы не поняли. Как раз я относился к хип-хопу серьезнее, несмотря на мое раздолбайство. Он и отвалился, потому что интерес потерял. А для меня 1000 Слов еще живет. У меня есть такая шальная мысль, что вдруг Санька перекроет, и он позвонит: “Давай тречок”.
— Чем он сейчас занят?
— Какой-то управленческой работой в правительстве. Я с ним давно не общался
— Рэпер становится депутатом? Забавно.
— (Смеется) Ну, тут надо было знать Санька. Он всегда был депутатом. Это депутат, который стал рэпером, а не наоборот. Даже если прислушаться, к тому что он говорит в треках — это же избирательная программа от и до. Серьезно, ты с этой позиции переслушай. Все поймешь сразу.
Слева — Джино и РКП. Справа — Джино со Словетским (Константа)
— В последнее время все почему-то стали вспоминать войны рэперов со скинхедами, движение White Smoke Clan и так далее. Ты этот период застал?
— Конечно. Во всей его красе. Нас как-то затоптали 50 человек на Цветном Бульваре в переходе. Нас было трое.
— Как ты выжил?
— Да ничего страшного, это звучит только так. Я после этого понял, что я железобетонный. Что человек вообще железобетонный. Чтобы человека покалечить и убить, нужно поставить именно эту цель. После этого я не боюсь п*****ей. Что такое получить по е******ку, когда тебя 20 минут прессуют ногами в “гриндерсах”?
— Что с тобой было после этого?
— Сотрясение мозга, два сломанных ребра и нос. Сильнее всего пострадали губы мои пухлые — мне на них наложили 12 швов, они просто в труху были. Мне их об зубы в мочалку разбили.
— П****ц.
— Не, это только звучит так. Во-первых, когда тебя п****т — тебе не больно. Хлещет адреналин, ты ничего не понимаешь. Во-вторых, боль длится несколько дней. Первая пара — самая стремная. Ходишь и ощущаешь, как у тебя все внутри скрипит да хрустит.
— Ты же из Южного Бутово?
— Не совсем, я там с 99-го года живу.
— Для меня Южное Бутово — это район-мем, где все получают п*****ей. Самая показательная история про него?
— Это такие истории, где меня п***т 50 человек. Будет странно, если я опять про такое расскажу. Лучше вот, что скажу. Южное Бутово — это экологически хороший район, потому что удачно расположен. Но все дело в социальной политике. Рядом с моим домом была улица, где квартиры выдавались только беспризорникам.
Просто представь — вот они уже взрослые, их поселили в этих квартирах, и они продолжили общаться тесными кругами. Так что обстановка там была не самая дружелюбная. Потом черные дельцы выменяли их квартиры на, не знаю, видаки и телевизоры. Нужно же понимать, что у сироты нет понятия собственности. Для тебя эта видеодвойка ссаная в какой-то момент может показаться ценнее квартиры. Потом район пережил повторное заселение. Сейчас все спокойнее.
— У тебя на шее татуировка с коловратом. Этот символ многие воспринимают как националистический. Ты попадал из-за этого в неприятности?
— Я попадал в ситуации, которые могли стать неприятными, но меня Бог наградил искусством чесать языком без умолку. Я с определенного момента все конфликты стал вывозить только на словах. Дерется глупый. Умный делает так, чтобы перед ним потом еще и извинились.
— Что для тебя означает эта татуировка?
— Это культурный маркер. Татуировки — это якоря, которыми мы пристегиваемся к реальности. Это семантика, которая нас определяет. Не просто картинка, которая нам понравилась — хотя многие так и делают. Для меня это культурная принадлежность. Я родился в российской парадигме, хотя во мне много кровей намешано. Это исключительно самоопределение. Вот как “made in Japan”, но только “made in Russia”.
— Когда-нибудь слышал вопрос: “Это свастика?”
— Слышал. Но меня это больше удивляет. Как можно в век информационных технологий быть настолько инертным и не поинтересоваться в интернете, что это такое. Я обычно так и отвечаю: “Не твое дело, интересно — залезай и узнавай”.
— 2007 год, взрывает группа Centr. Ты находишься рядом с этим эпицентром. Каково это?
— Это был а**й, настолько неожиданно. Хип-хоп тогда был кружком по интересам. В индустрии не было бабла, съездить куда-то выступить с гастролями — это было “ого-го, нихера себе”. Для нас это было откровением. А что сейчас происходит — я не могу до конца понять. Немного завидно было находиться рядом с ребятами тогда. Но я сам по себе человек не завистливый.
— Что чувствуешь, когда большая звезда русского рэпа Гуф читает: “Над головой ни облачка, в плеере 1000 Слов”?
— Красавчик, Леха, стильно порадовал. Это же долгое время было чем-то вроде “Джино? Что за Джино? Ну, который 1000 Слов. Что за 1000 Слов? Ну, помнишь, у Гуфа в треке? Да-да, помню, круто”. Это с одной стороны круто, но с другой обломно, что он меня определил на ближайшую пару-тройку лет.
— Это был пик твоей известности?
— Наверное. Можно еще “Битву за респект” вспомнить. Я никогда так серьезно к этому не относился. Меня известность обламывала. Это еще со съемок в сериале пошло. Я никогда не был избалованным пацаном, поэтому для меня был непонятен этот вау-эффект. Бывало, шел по улице, а ко мне подходили какие-то сизые типы с просьбой сфоткаться. Самое страшное для меня было попасть в метро в один вагончик с каким-нибудь классом школы. Особенно для интроверта. Я домашний чувак. Люблю, когда меня никто не видит. Известность — это для меня негативный фактор.
— Когда Гуф ушел из группы, ты занял чью-нибудь сторону?
— Нет, это неблагодарное дело. А какую я мог? Я не часть конфликта. Хотя мнение было, но я им не торопился делиться.
— Как ты отнесся к реюниону Centr в 2016 году?
— Спокойно. Надо же понимать законы бизнеса. Зачем еще делать все эти расходы громкие, если потом не сойтись заново? Когда люди действуют от сердца и хотят, чтобы все осталось в рамках узкого круга, то они не делают громких объявлений. А когда они появляются — это часть публичной игры. Ради денег, славы, чего угодно.
Совместная песня Джино с группой Centr, вышедшая на альбоме "Качели" 2007 года.
— Ты упомянул “Битву за респект”. Как ты стал ее ведущим?
— На тот момент меня пытался продюсировать Багз (Виктор Абрамов, сейчас работает с Black Star — прим. The Flow), хотя это сложно. Вот он был одним из авторов идеи. И он меня туда пропихнул.
— Помнишь, как в 2008 году на ТВ воспринимался рэп-проект?
— Для нас это было н*****ым прорывом. И быть к этому причастным было просто волшебно. Это был первый рэп-проект на телевидении, мы собрали лучших на тот момент рэперов (в первом сезоне "Битвы" участвовали, например, L'One, ST, Ант, Крипл, D.Masta — прим. The Flow).
— Вспомни самый смешной момент съемок.
— Как Крипл пытался зачитать свой текст. Там уже люди курить выходили, пока он просил еще раз переснять. Децл тоже, земля ему пухом, залетал часто, поэтому все жюри сидело накуренное в щепку. Сложно было вести это шоу, и не все люди из продакшна понимали, откуда у всех красные глаза. Кто-то не может выдавить слово из себя и так далее.
— С тобой же еще было кулинарное шоу.
— Да какое кулинарное, больше п****ное. Я его вел с 5 Плюх и был одним из продюсеров, но это быстро загнулось — тогда YouTube не был так развит, и это быстро стало затратной историей. Мы делали все на свои бабки, а спонсоров не было. Сейчас бы все было получше.
— Напомни, как называлось?
— (Смеется) “Мастер шеф”, бро.
— А Валов не предъявлял вам?
— (Смеется еще сильнее) Не успел, б***ь. Мы накрылись.
— Одним из гостей была Айза. Она хорошо готовит?
— 5 Плюх хорошо готовит. Он же с ней варил борщ. Она даже, по-моему, ничего не порезала.
— Твое коронное блюдо.
— Ризотто разные и плов. Тут просто нужно много раз сделать, чтобы все отложилось в памяти на автомате.
— В период работы с Багзом ты уже записывал сольный альбом? Расскажи.
— Да, записывал. Он был в южном стиле, я тогда работал с ребятами из V-Style. Если бы он тогда отстрелялся, то с учетом возможностей Багза, это был бы первый громкий альбом южатины. Тогда же начал шуметь кранк, весь этот отход от классического хип-хопа, это был такой первый рэперский рейв. Я еще много тусил с Sil-A.
— Как в то время воспринимался такой хип-хоп?
— Негатив был, но всех уже потихоньку достал рэп под 90 BPM. Дело же не в форме, а в средстве выражения. Мы тогда ловили позитивные комментарии.
— Почему альбом не вышел?
— Мы с Багзом не очень хорошо разошлись, скорее всего, по моей вине. Я очень сложный человек для работы. Думаю, ты оценил по тому, как долго мы пытались сделать интервью.
— Жалеешь?
— Конечно. П***ц как жалею о каждом невышедшем альбоме, которых у меня уже скопились три штуки. И они не выйдут — каждому материалу есть место и время. Не стоит оживлять монстра Франкенштейна.
— Что случилось потом? Почему ты исчез?
— Это вопрос выполнения плана. Кто-то идет к своей цели и грамотно расставляет приоритеты. Я, к сожалению, не такой человек. Я человек настроения, меня легко выморозить. Я эгоист в этом плане и всегда, в первую очередь, думаю о своих чувствах. Когда-то думал, что в этом виноваты другие, но сейчас понимаю, что во всем всегда виноват только ты.
— В интервью Rap.ru ты открыто говорил о наркотиках. Почему ты так спокойно об этом рассказываешь?
— Это неприятная тема для тех, кто хочет такое скрыть. Вообще, имея немножечко больше информационного веса, я бы стал амбассадором движения открытого диалога о наркомании в нашей стране. То, что у нас происходит — это просто п****ц.
Я принимал тяжелые наркотики. А легких-то и не бывает! Лет 20, наверное.
Как выглядел типичный день — проснулся, ощутил в себе боль от этого мира, начал заморачивать наживу на весь день, чтобы избавиться от ощущения п****а. И так каждый, каждый, каждый день. В героине самое страшное — это то, что он держит тебя на очень коротком поводке. Он не дает от себя отойти. Выпал из цикла — лежишь на кровати и думаешь “** твою мать, как же сдохнуть-то побыстрее”. Просто не можешь встать.
— Я неоднократно слышал, что бывших наркоманов не бывает. Это так?
— Да, абсолютно. Не бывает, нет-нет-нет. Потому что наркомания — это не вопрос вещества, а твоей жизненной установки. Есть такое понятие “наркоманское поведение”. Оно может выражаться в чем угодно — можно угорать по спорту, по женщине, по мультикам.
Если ты один раз наркоман, то всю оставшуюся жизнь ты с этим борешься. Но если борешься, то все еще наркоман. Режим постоянной борьбы с собственным “я”.
Сейчас я не принимаю. Покуриваю шмаль, занимаюсь медитацией, нашел для себя вот такой вариант.
— Почему решил бросить?
— У меня не было мысли “я бросаю”. Знаю, что рано или поздно к этому вернусь. Это меня подкарауливает там, за углом. Я без всякой паники на это смотрю, ведь знаю, что с этим делать. У меня был пиковый момент, когда я должен был сесть и решить — что делаю со своей жизнью: выпиливаюсь до конца или что-то меняю.
Вообще, все благодаря моей красавице и умнице жене. Самое интересное в том, что обычно помогают жены, которые к этому никакого отношения не имеют, а мы с ней вдвоем в этой яме барахтались. И у нее хватило силы воли меня вытащить из этого. Хотя врачи-наркологи говорят, что это невозможно — пары никогда не завязывают. Практика показала, что бывает иначе.
— Что стало с другими, с кем ты употреблял?
— Кто-то сидит, кто-то лечится, кто-то двинул кони. Наркоманы они, что с ними случилось.
— Оставался с кем-нибудь на связи из рэп-тусовки?
— Понимаешь, это же очень видно, когда ты торчишь. Все же не дураки, столько примеров перед глазами — тот же Молодой. Все видят и пытаются вставить свои пять копеек. А я тоже не дурак — сам могу вставить. Поэтому мне пришлось минимизировать общение с целым сектором людей.
Мне это несло дискомфорт — одни и те же слова, б***ь, по кругу. Каждый день одно и то же. Все хотят тебе помочь, открыть глаза и говорят одинаковыми словами. Это ужасно. Почему-то все считают себя умнее в этот момент. Пытаются открыть глаза на то, на что у меня они никогда не закрывались.
Постоянно говорили, что я зарываю свой талант. Горделиво отряхивали руки и говорили: “Ну, моя работа тут выполнена.” Вот только жена — единственный человек, кто не откидывался словами.
— Ты застал разные этапы развития хип-хопа в России. В чем главное отличие рэпа в 2019 году от рэпа в 2009?
— Незашоренность. Сейчас молодежь очень свободна от стереотипов. У нас разница может быть в смешных семи годах, но за это время страна прошла большой путь в общественном сознании. В меня попадали другие установки — это был такой культ сидельца. Не культ урки, а просто трансляции похожих ценностей. А сейчас молодежь поспокойнее, посвободнее, гораздо меньше запретов и запретных тем. Меньше общественных зашкваров.
Мне очень нравится, что сейчас происходит с музыкой. Я всячески топлю за развитие. Я так, наверное, делать не смогу, но получаю большое удовольствие. Мне заходит такое количество молодых талантливых с огнем в глазах.
— Назови трех последних молодых артистов, которые тебе зашли.
— Мак Сима Мгла — очень крутой чувак. IC3PEAK — мне зашла их форма и артистичность, очень рельефные образы. Это какой-то хип-хоп театр.
А настоящее откровение — это Alyona Alyona. Настолько она крутая, незакомплексованная и искренняя. У меня есть друг, он жуткий гомофоб и сексист, при этом человек старой закалки: бум-бэп, “рэперки-пидорки”, такой вот агрессивный рэпер из 2002 года. И совсем не воспринимает женский рэп. Посмотрел ее и говорит: “Я не понимаю, что со мной происходит, но мне нравится”.
IC3PEAK — аудиовизуальные террористы из Москвы
Как сельская воспитательница стала рэп-звездой: интервью с Alyona Alyona
— Ты сейчас себя видишь творческой единицей?
— Конечно вижу. Никогда не переставал. Вопрос в актуальности и востребованности. Я не боюсь — кто мне может сказать того, чего я сам себе не скажу? Страхи для молодых.
— В 2017 году ты прервал молчание ипишкой “Бл****ий цирк”. Глупый вопрос, но почему?
— Она висела у меня с 2014 года. У меня был очередной жизненный кульбит, соскочил с движухи, которую делал с типами, поторчал и снова начал общаться с теми типами. И я за рекордную неделю дописал EP и выпустил.
— После этого ты заявил о выходе альбома “Аргентина”. Расскажи про него.
— Была идея делать альбом в классическом бум-бэпе. Но, опять же… Я снова разошелся с людьми. Короче, не срослось. Но сейчас выйдет другой. Как раз песня с Мироном оттуда. Она не должна была выходить отдельно — просто я начал тянуть кота за яйца, а Мирону было важно выпустить трек до какого-то числа.
— Трек с Мироном был изначально фитом с Митей Северным из Константы?
— Не совсем. Песня с Митей не получилась — он прислал мне куплет, но он был очень в его стиле. Я его очень уважаю, но песня вышла бы безумно замороченной. А откуда ты знаешь?
— Slim писал в твиттере.
— Вот же Slim говнюк. Тоже любитель вставить пять копеек по любому поводу.
— А как вышел фит с Мироном?
— Эта песня — продукт наших любимых 2000-х на сайте hip-hop.ru. Тогда была очень плотная тусовка. Фиты тогда делали без перспективы и хайпа. Вот есть рэпер, который тебе нравится. Ты ему пишешь: “Бро, б****, о***но делаешь!” А он тебе: “Б**, мэн, ты тоже, респект”. И вы просто делаете трек, чтобы родить коллаборацию. Мы с Мироном давно респектовали друг другу. Я ему как-то написал в инсту, он быстро ответил. П***то пообщались в стиле 2000-х. Ну и решили записать песню. Покидал ему демок — он выбрал.
Мы просто периодически общаемся, вот он заскочил ко мне побухать. Я к нему заезжал на фестиваль побухать.
— Что меня удивило — вышел фит с Мироном, а ты никак не воспользовался возникшим интересом к себе.
— Решил немного подождать и довести до ума. У меня еще и альбом такой… Я там немного заигрываю с мейнстримом и рок-музыкой. Все вызревает, демки есть, материал готов. На меня очень ругаются на лейбле, потому что я должен был его давно выпустить. Надеюсь, судебного иска не будет.
— Что бы ты сейчас сказал людям, которые говорят: “Джино не реализовал свой потенциал?”
— Аминь, братцы. Конечно не реализовал. Полностью это и невозможно сделать. Я свой вообще не реализовал, базару ноль. Я научился смотреть на свою жизнь без терзаний, сожалений и заламываний рук. Как у Смоки Мо — “Было и было”.