Интервью с GSPD — про смерть отрицательного героя, токсичность, Scally Milano и быдло-скины

Что будет дальше с его музыкой? Что для него — рейв? Его музыка — хорошая или плохая? Почему он считал себя недооцененным и так гнался за вниманием? Как он похудел? Что думает о токсичности? Кончилось ли в русской музыке время отрицательных героев — таких, как его герой? Что думает про случай Scally Milano — ведь и ему, при желании, что-то можно припомнить?

Вспомнили в этом интервью если не все, то многое — даже как GSPD открывал концерт Овсянкина и выступал с группой "Ежемесячные".

Альбомы "Спорт режим: красный свет" и "Спорт режим: зеленый свет" слушайте в VK Музыке

Новый альбом GSPD вышел этой ночью



— Давай начнем с вопроса, почему "Спорт режим"?

— Название альбома я придумал года полтора назад — это был январь 2022 года.

Каждый раз так получается, что перед тем, как писать альбом, я придумываю название. Из него уже складывается настроение музыки, настроение текстов. И вот сижу я так же, как сейчас, у себя в мерседесе, и нахожу в нем такую прекрасную штуку как спорт-режим.

И мне настолько понравилось это название! Это что-то про ускорение, динамику, некую дерзость… И у меня картинки складываются: мои концерты — как спортивные мероприятия, когда пацаны и девчонки приходят в джерси, жгут фаеры, это похоже на футбольных фанатов.

Из-за определенных песен либо шуточных образов мне часто приписывают, скажем так, любовь к чему-то неспортивному и запрещенному. А я бы хотел наоборот сделать акцент на том, что я за здоровый образ жизни. Люди, которые бывают у меня в гримерке перед концертами, знают, что там только чай, бананы и, максимум, энергетик.


— Слово "ускорение" прозвучало почти в самом начале разговора — и оно тоже немного двусмысленное.

— Я понимаю, что такие мысли все время летают вокруг. Но они мне уже порядком поднадоели. Потому что, когда ты ведешь образ жизни, который не соотносится с твоим лирическим героем, это неприятно по-человечески. Когда шутки заходят дальше шуток. Надеюсь, "Спорт режим" люди воспримут однозначно. (смеется)


— Я не с того вопроса начал разговор. Я хотел сначала спросить вот о чем — разделяешь ли ты музыку на плохую и хорошую?

— Знаешь, я начну отвечать так. Я человек, который много что разделяет. Для меня есть понятие "свои" и "чужие". У меня очень много крутится вокруг "моего" и "не моего". И исходя из моей собственной системы деления, мое, свои, чужие, не мое, можно и музыку поделить на плохую и хорошую.

Наверное, в самом широком смысле, любое творчество — это хорошо. Но музыка может быть плохой, если она не про творчество. А где начинается и кончается творчество — мы все люди, у нас у всех свои грани понимания, тут уже решать каждому.

Ну пускай я отвечу так, что в моем понимании может быть хорошая и не хорошая музыка.


— Когда-то появился тренд: "не надо стесняться, плохой музыки нет". А недавно один мой знакомый написал, что все равно есть плохая музыка и хорошая. И я согласен с ним — иногда надо стесняться плохой музыки.

— Да, есть такой полюс "не надо стесняться", а другой полюс — это снобизм. Мне кажется, важно находиться посередине и все время себя одергивать, чтобы не уходить в крайности.


— Ты причисляешь свою музыку к хорошей или плохой?

— Я не думал о своей музыке в характеристиках хорошая или плохая. Я всегда стараюсь делать то, что нравится лично мне. Иногда это совпадает с какими-то трендами, иногда — даже с коммерческими трендами, а иногда ни с чем не совпадает.

Иногда получается задавать тон, если мы говорим о российской электронной танцевальной вот такой рэйв-музыке в моем понимании. Я тоже стесняться не буду — лет шесть назад у меня получилось какой-никакой тон задать этому. Хороший или плохой — это уже судить слушателям.

Я делаю, что мне нравится, в этом я чист. Поэтому называть свою музыку плохой не буду, не буду на себя вешать ярмо.


— Тогда назад к альбому. Мне кажется, у тебя очень интересно получается заходить в синти-поп. И о "Say no more" я подумал, что это отчасти продолжение "Мальчика на девятке"…

— Да. Я понял, о чем ты: конечно же, этот трек Арине [Dead Blonde] больше подошел бы.


— Мне кажется, что у тебя это тоже хорошо получилось. И что это более выгодная ниша, что ли. Мне самому не нравится такое слово, давай я на что-то его заменю.

— А я абсолютно не против таких терминов. Есть музыканты, которые этого гнушаются. Но мы понимаем, что есть музыка более коммерческая и менее коммерческая. Это не делит ее на хорошую и плохую.


— А как ты пошел к такому жанру? Тебе там интересно? Или все равно в основе репертуара у тебя должны быть песни для слэма?

— Во-первых, я на протяжении шести-семи лет нахожусь в поиске. Не то чтобы у меня нет понимания, что делать. Мне просто интересно показывать людям другие грани своего творчества. Я уже довольно давно засовываю в альбомы подобные синти-поп штуки, даже поп-штуки.

В свое время я решил, что такие песни не очень хорошо заходили бы на публику от меня — от парня, от мужчины, у которого есть определенная фан-база и определенный образ. Именно поэтому они нашли свою душу в мире Dead Blonde. И мне кажется, получилось хорошо. Но я как композитор от этого не перестал любить подобную музыку.

Есть люди, которые сосредоточены на звуке, чтобы он был яркий, жирный, может быть, новый. А для меня не всегда важно, как это сведено, как это смастерено. Я больше мелодист, интересная мелодия всегда цепляет. Мне пришла такая идея, пришла эта мелодия. И я подумал, что могу себе позволить такой трек.

И вот я еду в машине, включил минусовку, пытаюсь напеть мелодический рисунок.

И слова say no more почему-то сами по себе вылезли в эту песню. Я вспомнил коллектив из 80-х Bronski Beat и песню "Smalltown Boy", где поют фальцетом "Cry boy cry". И придумал: Say no more, baby, say no more. И это как-то легло.


— Как получилось с Куоком посотрудничать?

— С Вовой мы познакомились случайно, мне про него рассказал Руслан CrazyMegaHell: “Знаешь, а Вова интересный парень".

У нас есть свое комьюнити, где мы уже давно общаемся и делаем музыку. А Вова из немного другого мира, у него, возможно, даже другие творческие задачи.

У Вовы есть задатки артиста, который будет на концертах делать слэмы, мош-питы, сёркл-питы. У него есть энергичные, рейвовые мелодии; тексты немножко дерзкие, молодежные, он сам гораздо младше меня. И я подумал: “Круто, нужно его на свою территорию затащить”.

В итоге Вова прилетает по делам на несколько дней из Чехии в Питер, я его вытаскиваю на студию, и мы эту песню пишем за три часа. У меня была минусовка еще из 2018 года, я ее вытащил и говорю: “Мне кажется, пришло время”.

Мне очень понравилось, что мы смогли не просто дистанционно поработать, а именно посидели на студии, пообщались на отвлеченные темы, пообщались про музыку, и как будто поняли друг друга.

Фит GSPD и Куока появился на альбоме "Спорт режим: красный свет"



— Если бы ты был продюсером Куока, ты бы ему что посоветовал? Тем продюсером, который дает советы, как прийти к массам.

— Бесплатные советы Вове.


— Бесплатные советы Вове.

— Мне кажется, Вове нужен более яркий выверенный образ. Чтобы когда мы говорили "Куок", сразу бы возникала картинка. Потому что хоть Вова и отличный музыкант, но для кого-то выглядит так, что он еще только ищет себя, играет на разных полях, немножко здесь и немножко там.

Если говорят "Давид GSPD", то худо ли бедно, плохая или хорошая картинка, но она возникает. Пример еще более проработанного образа — это Алишер Моргенштерн (Минюст РФ считает его иноагентом). А Вова пока не заимел своей картинки.

Возможно, нужно больше клипов, потому что я не наблюдал у него видеоработ. Я сам сейчас делаю клипы, потому что клипы — это важно, ведь люди не видят тебя в жизни. И можно побольше совместных работ, которые помогли бы определить ему вектор — ну, куда вот прям рубить!


— У него есть клипы, но кажется, они слишком эстетские.

— Возможно, возможно. Я говорю в более коммерческом что ли, обывательском понимании. Клип, в нем показан артист, его образ, именно вот образ.


— В вашей с ним песне звучит фраза “стадионная музыка”, и это эпитет, который есть в большинстве интервью с тобой: "стадионный концерт", "стадионный рейв"… "Спорт режим" опять же. Я даже хотел задать вопрос, не был ли ты в детстве спортсменом.

— Я занимался самбо, дзюдо с семи лет до четырнадцати. И потом — пауэрлифтингом. В какой-то момент спортивные увлечения отошли на второй план.

Ребята, которые в детстве занимались спортом и резко бросили, часто набирают лишний вес. Я с этим тоже столкнулся. И вот благо сейчас сила воли возобладала, я вернул форму, и дальше буду пытаться приходить в ту форму, в которой был лет в 20.

А что касается стадионной музыки, во-первых, это не я сказал Вове "спой-ка так, чтобы я лишний раз помянул свои стадионы". Видимо, он почувствовал мой вайб, почувствовал, что я хотел такой музыкой сказать.

Я понимаю, за мной закрепилось клише, что Давид GSPD постоянно говорит о стадионах, и перманентно находится в состоянии сбора стадиона. Но мне кажется, это повод для гордости.

Я не скромный парень и не говорил никогда на первом свидании, что это моя сильная сторона. Я горжусь, что у меня получилось в 2019 году собрать в Петербурге стадион. Я горжусь, что в родном Нижнем Тагиле получилось собрать стадион. Сейчас, наконец-то, в Москве мы собираем МТС LIVE ARENA, потому что Adrenalin Stadium — это не стадион, это все-таки большой клуб, и мы его много раз собирали.

И для меня это очень важный показатель определенного успеха в моем жанре. Когда я смотрю на The Prodigy, на Scooter, на европейскую электронную сцену, на танцевальные фестивали в Нидерландах, на Tomorrowland в Америке, это всегда что-то большое, эпохальное.

Хочется, чтобы у нас было также. И если я могу приблизить людей к этому через свою музыку и свое творчество, ради бога, для меня будет только честь.


— А для тебя The Prodigy и Scooter — это люди из одной лодки?

— Нет, нет, конечно же, из разных. Ну то есть я люблю электронную музыку, наверное, с детства. И естественно, в детстве у тебя порог вхождения не такой сложный (смеется), назовем это так.


— Да, ты рассказывал про Бенни Бенасси…

— Это то, что на поверхности. Знаешь мем про айсберг, который уходит в глубину? В моем детском сознании на поверхности был Бенни Бенасси, чуть глубже — Scooter, еще чуть глубже — какие-то пиратские станции, колбасные цехи, известные музыкальные вечеринки нулевых.

The Prodigy я, конечно, слушал, но их историю и крутость начал по-настоящему выкупать лет после двадцати. Когда я уже понял, что за этим стоит, я во второй раз восхитился тем, насколько это крутые ребята.

Конечно, Scooter — это коммерческий проект, во многом он вылез на заимствованиях. Ну, они смогли это сделать, значит, тоже не без талантов люди. Но The Prodigy, на мой личный взгляд — это история поглубже.


— А что в глубине твоего айсберга?

— Я не буду говорить, что ох, я столько всего знаю, не могу выбрать. Я не задрот по андеграундной электронной музыке. Чересчур глубинные вещи просто могут меня не привлекать, это моя особенность музыкального восприятия.

У меня-то в голове это не в виде айсберга, а в виде гриба со спорами и ответвлениями. В ней есть любовь к музыке 80-х, к синтипопу, к чему-то попсовому как CC Catch, к попсе наших родителей. Там есть место и для русского рэпа, андеграундного хип-хопа, и для The Prodigy.

Я не тот человек, который будет искать совсем в глубине. Лучше посмотрю в разных жанрах, что там самое сочное.



Самый новый на данный момент клип GSPD "Последний герой"


— Что есть рейв в твоей понимании? Опять же, это, видимо, не ты придумал, а журналисты стали писать о тебе "он — реаниматор рейва". Думаю, это третья по популярности ассоциация к GSPD после "стадионов". Если посмотреть на тех же The Prodigy, музыка которых возникла их эйсид-хауса конца 80-х, то как будто ты говоришь о реанимации совсем другого рейва.

— То, что я называю рейвом, и то, что я хочу, чтобы все остальные называли (потому что плох тот музыкант, который не хочет, чтобы его внутренний мир распространялся на весь окружающий мир) — для меня это в первую очередь не про музыку, а про мероприятия.

Меня с детства восхищал размах больших ивентов. Когда много людей собирается в одном месте, хоть на митинг, хоть на фестиваль, происходит попадание в первобытный транс. И там уже хоть Надежду Кадышеву включай, если целый стадион будет кричать эту песню, ты хочешь не хочешь войдешь в это состояние.

Я любитель электронной танцевальной музыки — разножанровой; это может быть и харддэнс, и хардкор, и gabba, и драм-н-бейс, много перечислять можно. Мне захотелось в своем творчестве соединить это вместе. Потому что электронная музыка, если она не идет в попсу, то это что-то уже глубинное, и в этом нужно разбираться, искать на виниле. А я хотел стать серединным медиатором между миром попсы и миром андеграундного электронного звука. Моя задача была соединить это в доступной форме, чтобы оттуда люди вовлекались во что-то более сложное.

В совокупности большие площадки плюс электронно-танцевальная музыка — вот что для меня современный русский рейв.


— Если персонализировать, то "Колбасный цех", МС Вспышкин, "Пиратская станция" — это вот оно? Та волна?

— Не совсем. Мне больше нравится, когда в эту культуру привносится что-то более жесткое. Пускай не в виде восьмичасовых диджей-сетов, ангара и запрещенных веществ, а в виде сёркл-питов, мош-питов, всего, что пришло к нам из рок-культуры.

Но это не должно быть чем-то лайтовым и попсовым, должна быть какая-то дерзость, молодость, изюминка. Когда мои концерты стали похожи на спортивные мероприятия, на "Голодные игры" какие-то — вот для меня это то. Потому что “Колбасный цех”, “Пиратка” — это все равно было огламурено в нулевых. Это не то, что мне хочется. Мне искренне нравятся те концерты, которые происходят у меня в последние год-два. Я думаю, что иду в правильном направлении.


— Думаешь, “Пиратская станция” огламурилась? У меня было ощущение, что наоборот, это такое мероприятие, куда ходят угашенные люди в большом количестве. И пьют в туалете воду из крана.

— Наверное, мы с тобой немножко о разном говорим, когда говорим о "Пиратской станции". Вот тебе сколько лет?


— Сорок пять скоро.

— Сорок пять скоро, отлично выглядишь.


— Спасибо. Это фильтры.

— Я для тебя молодой пацаненок.


— Нет, почему, нормальный мужчина.

— Молодой мужчина. И когда мне было лет 12-13, для меня “Пиратская станция” — это самые-самые попсовые песни, которые сейчас попадают на ютубе в подборки "треки с твоей Нокиа". И, конечно, мне это казалось чем-то, ну, поверхностным.


— У тебя одна из повторяющихся тем — это то, что ты недооценен медиа, недополучил внимание. При этом я прочитал кучу твоих интервью. Как это сочетается?

— Не могу сказать, что за семь лет у меня прям куча интервью вышло.


— Есть интервью в культовых проектах — ДЕПРСНА…

— То, что это культовый проект, я спорить не буду.


— Я абсолютно без иронии.

— Я тоже без иронии, но ДЕПРСНА — обычному человеку с улицы это ничего не говорит. Это не значит, что это что-то плохое, но по охвату аудитории ДЕПРСНА — это для любителей, для тех кто шарит.

А что касается моего ощущения, что недодали, недооценили, то сейчас это меня беспокоит гораздо меньше. Меня это сильно волновало в 2018 году.

Для меня это был прорывной год: начинал я его с того, что выступал в Петербурге с группой Ежемесячные, это Слава КПСС, Ваня Светло, Миша Джигли и с ними же Давид GSPD. Мы собирали напополам. Потом спустя полтора месяца у меня уже сольник в "Ионотеке" на 500 человек. У меня вышел альбом "Rave Epidemic", это где трек "Евродэнс", он на какое-то время стал для меня, ну, вершиной известности. Происходит первое упоминание на “Рифмах и Панчах”, на The Flow, на других ресурсах. В ноябре 2018-го я уже собирал в Петербурге "А2", это самый большой клуб в городе на три тысячи человек, в Москве собирал ГлавClub, тоже на три тысячи человек.

И я смотрел, кто еще собирает — я тогда по сборам шаг за шагом двигался за Лехой Элджеем. Я, возможно, не все понимал о шоу-бизнесе, но у меня в голове это было так, что раз у меня большие сборы, то я должен быть известен как Элджей.

В 2019-м у меня был первый стадионный концерт. Я думал: “Ну как же так, очень мало молодых артистов собирает стадионные концерты. К тому же я человек, который не раскручивается лейблом, я сам себе — хорошо ли, плохо ли — пишу музыку, и почему моя история никого не интересует, не воодушевляет? Даже не для того, чтобы хвалить меня, а для того, чтобы просто на моем примере показать историю selfmade-артиста?"

И когда в 2021 году у Арины выстреливает “Мальчик на девятке”, я становлюсь продюсером, то понимаю, что, возможно, мое счастье не в том, чтобы резко стать суперзвездой. А в долгом пути, где я набираюсь опыта, делаю много материала интересного для себя, для других, становлюсь артистом сам, помогаю другим людям становиться артистами. И меня отпустило.

Возможно, в 2018-м я и не был готов, чтобы стать всероссийской звездой. И если б на меня это упало, мне бы элементарно было нечего рассказать в интервью.




Ламповый GSPD из 2010-х — еще в адидасе, а не баленсиаге



— Можно вспомнить, что Элджей и Макс Корж не ходили ни на какие шоу и не давали интервью. Им это не сильно было надо и не помешало прославиться. Ты не анализировал, почему ты тогда так этого хотел, почему это невнимание ранило тебя? Не пытался в себе порыться и найти причину?

— А все банально. Я не буду скромничать, я хочу популярности. Это здоровое желание артиста, если он, конечно, не уходит сознательно в андеграунд. Я хочу быть более популярным, хочу больше зарабатывать, сотрудничать с интересными успешными людьми.

И хочется, чтобы обо мне знали люди. Я не могу посмотреть на себя глазами других, но мне кажется, что я не самый скучный человек, не самый глупый в этом мире, и мне хотелось бы делиться своим внутренним миром с остальными.

В то же время, я понимаю, что несмотря на какие-то свои немножко запретные образы, на темы, которые раньше у меня проскакивали в песнях, сам по себе я довольно обычный человек. Сегодня я ездил весь день по Петербургу, подписывал разные документы.

И людям не понять: если ты оторва-парень, то мы ждем в сториз вечеринки с полуголыми девчонками и разбитые машины. А если ты бизнесмен на мерседесе, который за спорт, не курит и не пьет, то что ты тогда поешь.

И как я говорил про Вову Куока, так и мне нужно либо в одну, либо в другую сторону двигаться. Но я живой человек, я не могу жить по сценарию.

И я вижу выход только в том, чтобы плавно-плавно перекроить свой образ — от безбашенного парня, у которого наверняка можно найти что-то запрещенное, в человека, который очень любит тусовки и электронную музыку, но он все-таки серьезный и повзрослевший.


— Твитер ты удалил для соответствия образу?

— Удалил потому, что мое чувство юмора непонятно никому, кроме меня. И я решил не разочаровывать слушателей, которые не отличают, где мои мысли, а где мое чувство юмора. Поэтому удалил. И больше не шучу там.


— А ты относишься к постироничным людям, у которых все немножко не по-настоящему? Или ты, наоборот, человек конкретный — что написал, то это и значит?

— Я думаю, не то и не другое, на самом деле, просто…


— Просто иногда подтролливаешь?

— Иногда есть желание кого-то простебать, написать какую-то ерунду и посмотреть, а как это разовьется. Я в своих фантазиях жалею, что в жизни нет демо-режима, где ты мог бы сделать какую-то ерунду и посмотреть…


— Засейвиться?

— Да, засейвиться, чтобы сделать какую-то глупость. Посмотреть, как на это отреагируют люди, посмотреть, что из этого получится: “Ага, ну это полная ерунда”, и откатиться обратно. Иногда есть желание, чтобы не ходить к психотерапевту, просто выпустить пар.

Думаю, те люди, которые долго за мной следят, понимают, где я говорю серьезно, а где серьезно воспринимать меня не стоит. Я надеюсь, мой хороший любимый товарищ Слава КПСС на меня обижаться не будет, но я думаю, постирония — всё. Уже в 2023 году не надо этим заниматься. Быть постироничным уже и не смешно, и не иронично, и даже не постиронично. Для себя я выбираю двигаться в сторону более открытого по отношению к зрителям.

Это не значит, что я должен нести добро и позитив, потому что когда человек открытый, ты видишь и отрицательные стороны. Я могу быть вспыльчивым, я могу быть необъективным. Наверное, главное просто продолжать оставаться живым человеком и быть верным своим самым основным идеалам.


— Твиттер создавал ощущение, что ты злой, токсичный человек. Ты считаешь себя таким?

— Отчасти. (смеется)


— Ты пытался это изменить? Считается, что токсичные люди в первую очередь отравляют жизнь своим близким.

— Это то, о чем я говорил в самом начале. У меня есть градация на своих и чужих. И свои этого на себе не ощущают — за тридцать лет я такого не слышал. А на чужих людях я могу оторваться без зазрения совести и позволить себе говорить что-то без купюр.


— В интервью “Афише” ты объяснял свою позицию так: "Меня учили говорить правду, если мне кто-то не нравится, почему я должен молчать”. Ты не думал, что не так с этой позицией? Если у тебя есть мнение о человеке, это не наделяет тебя правом прибегать к нему с этим мнением. Особенно если ты переходишь его границы, если это нетактично, агрессивно.

— Если мы говорим о моем твиттер-творчестве, о завершенной карьере твиттер-эссеиста, то я просто делал некие тейки, и это ко мне прибегали люди со своим мнением. А если ты уже оказываешься в моем поле, то попадай под раздачу. За редким исключением, я не прибегал в чужой монастырь.

Если мы говорим в целом о том, что мне что-то не нравится и я рублю, то в последнее время я делаю это меньше. Ну, не хочется, меньше желания возникает.

А во-вторых, будь я немедийным парнем, да больно оно бы нужно было мне выходить в интернет, кого-то чихвостить, заниматься вот этой обсужденческой ерундой. Это интертеймент, это шоу, которое артиста показывает людям в виде его высказываний.

Я понимаю, что мое правдорубство уже граничит с тем, что я могу кого-то задеть и обидеть, да, факты. И это может быть неприятно моим слушателям, а этими людьми я правда дорожу. Кроме аудитории меня никто никогда не двигал. Я соглашусь и буду стараться эту непрошенную правду где-то при себе оставлять.


— Если что, я не пытаюсь тебя стыдить…

— Нет, нет. Я вполне согласен.


— Но я хотел бы вспомнить, что артист Lovv66 не прибегал к тебе со своей афишей: “Давид, нормально на ней вибратор размещать?” То есть, все же ты нападаешь на кого-то. Хотя ты популярнее, больше и богаче — как ты себе это объясняешь?

— Я дам два ответа. Как человек, который живет 12 лет в Санкт-Петербурге — пускай каждый делает, что он хочет. Как человек, который 18 лет прожил в Нижнем Тагиле, все-таки нельзя.


— Я тоже из провинциального города. И я анализировал, какие установки его среда закладывает нам в голову.

— Если что, я шучу.


— Ага. Ну, я наоборот, серьезно. Я анализировал, как установки, которые заложила эта среда, потом влияли на мои решения. И я думаю, что если бы их не было, моя жизнь была бы более гармоничной.

— Если бы у тебя не было с юности установок, которые тебе провинция привила?


— Конечно. Ну, например, я узнаю, что есть такие люди — "п***ры". Их в тюрьме "наказали х**м", поэтому с ними нельзя даже за руку здороваться. Я еще подросток, но мне уже заложили установку, что самое худшее, что с мужчиной может случиться — это вот оно.

— У меня скоро рубеж — полжизни я провел в провинции, а полжизни в Санкт-Петербурге. Во мне эти ипостаси до сих пор соединены. Может быть, со стороны я и не самый конформный человек — слово тоже современное, модное.

Но в каких-то бизнес-делах, когда нужно проявить характер… Россия такая страна, где культ вот этого, культ тюремных баек еще долго будет тянуться шлейфом.

Возможно, это играет мне в плюс. Когда ты вырос в провинции, у тебя есть броня из так называемых дворовых, пацанских понятий. Это как в игре — ты можешь себе на панельку добавить такие быдло-скины.


— Как ты вообще пошел в музыку? Ты учился в музшколе — от нее была какая-то польза?

— Мне музыкальная школа помогла, хотя я и не доучился, у меня четыре класса образования. Я ушел, потому что параллельно занимался самбо. Мне было лет 11-12, я сказал маме: "Объективно музыка в жизни мне не пригодится". Решил, как нормальный пацан, ходить бороться.

А музыкальная школа, конечно же, помогла — у меня есть понимание сольфеджио, какого-никакого слуха, голоса, музыкальной теории, гармонического построения. Мне не нужно выписывать себе на клавиатуре, какая нота как называется — у некоторых музыкантов такое видел. Я не разбирался в электронном функционале приложений и программ на компьютере для создания музыки. Зато я понимал на слух, как все делается.

Но то что я не стал академическим музыкантом, тоже мне помогло. У меня не возникло выверенного коридора, по которому нужно идти. У меня было свое видение, право на ошибки, которые выводили на необычные пути. Не совсем правильные, но интересные.

Чем старше становлюсь, тем больше думаю, что в моей жизни трудности, сложности или неправильные выборы в дальнейшем оказывалось той самой дорогой, которая привела меня к чему-то хорошему.


— Если бы ты остался в Тагиле, чем бы занимался?

— Как бы это не звучало в 2023 году, возможно, занимался бы политикой.

После школы я переехал учиться в СПбГУ в Питере, по образованию я политолог кафедры международных отношений. Любимыми предметами в школе были история, обществознание. Я люблю социальную активность, моя школа выпала на медведевскую оттепель, и тогда мне казалось, что карьера в политологии — это отличная идея.

Если бы остался в Нижнем Тагиле, я бы выбрал местный истфак или журфак, и тоже бы занимался общественной и политической деятельностью. Не думаю, что это была бы лучшая идея, чем заниматься музыкой.




Вот еще порция воспоминаний: GSPD баттлит на Лиге Гнойного против Андрея Эхопрокуренныхподъездов (умер этой зимой)



— Как выглядели твои концерты тех времен, когда ты выступал на разогреве у Овсянкина?

— Ох… (смеется) Овсянкин — прекрасный артист, один из первых, кто, можно так сказать, протянул мне руку помощи.

Мы познакомились, пообщались, даже как-то гуляли в Москве. Он говорит: “У меня будет концерт в Петербурге, хочешь — приходи, объявим как совместный”. Концерт, где он хедлайнер, а я как бы его помощник. 2016 год, как раз начало лета. Есть люди (в то время больше одного зрителя — это уже люди), есть микрофон. Взял пивко, у меня хорошее настроение, блеск глаз, 23 года, что еще надо в выходные.

Проходило это все прекрасно, я был доволен, но в какой-то момент я понял, что могу делать что-то больше, чем быть парнем, который саппортит Овсянкину — это опять же, без негатива.



В ТЕМУ: "Я бы не сказал, что Овсянкин умер, но запах мертвечины уже здесь": большое интервью



Не потому, что там было плохо, а сейчас хорошо. Просто мой выбор — постоянный рост. Бывает, что я об этом пишу, а люди говорят: "Деньги испортили тебя, зажрался".

Я пытаюсь зачем-то объяснять: “Ребята, я всегда стремился быть более попсовым в хорошем смысле, более медийным, делать более качественную музыку, собирать больше людей". Это было не прекрасное время андеграунда, это просто я не мог собрать стадион, потому что меня не знали. Не мог сделать песню для чартов, потому что не было навыков, не было аудитории, не было инструментария. А теперь могу, и я рад. Но я и тогда был рад, но на другом уровне. Возвращаться туда не вижу никакого смысла. Но было весело.


— У тебя сильно поменялся круг общения на пути из “Ионотеки” в “Сибур Арену”?

— Нет. Я довольно мало общаюсь с медийными людьми. До сих пор мой круг — это не медийные люди, а ребята из Нижнего Тагила, друзья со школы, со двора, из института. Нет того, что раз я пафосный артист, то должен общаться только с медийными людьми.

Медийные люди, которые становятся знакомыми, приятелями, кто-то — близкими приятелями, тоже есть. Чаще всего общаемся с Русланом Crazy Mega Hell, с Серафимом Муккой. Сейчас кого-нибудь забуду, кто прямо под носом, и потом человек обидится.


— Что ты думаешь о Scally Milano?

— Я думаю, что каждый имеет право на ошибку. Особенно если это молодой парень из регионов. Наверняка я что-то о Scally Milano говорил не самое приободряющее. Когда он какой-то отель разгромил, я сделал опус, что как так, туда-сюда.

Но история с его текстами... Мне кажется, что в разумном смысле должен быть некий контроль. Самоконтроль даже, не общественный контроль. Понимаешь, это очень тонкие материи. И хочется чтобы все люди понимали, что вот это можно, а это нельзя. Что наркотики — это очень плохо, и никому не следует их употреблять, особенно если человек не достиг совершеннолетия и не несет ответственности за свои действия.

С другой стороны, я не согласен, что любое упоминание чего-то запрещенного — это пропаганда. Пропаганда — это продвижение чего-то с целью выгоды. А когда Scally Milano писал свой рэп, у него было желание выразить юношеский протест, максимализм, рассказать о какой-то жизни. Он сам парень из не самой богатой семьи — и это то, что он видел. Виноват ли он в том, что он в этом рос? Не думаю. Виноват ли в том, что он как автор интересуется этими темами? Тоже не думаю. Нужно ли это ограничивать? Может, и нужно, но кто судья-то?

Коль мы живем в непростое время, когда цензура усиливается, когда запретных тем все больше, хочется, чтобы артистам давали право на ошибку. Если ты что-то спел, что сегодня может трактоваться не так, как ты задумывал пять лет назад, и если ты честно скажешь: "Если теперь это не угодно, если кого-то оскорбляет, кому-то приносит печаль, от этого нужно отказаться — я могу отказаться. Но не рубите мою голову с плеча".

И хочется, чтобы этот коннект был не односторонним. Когда артисты извиняются и удаляют свои песни с площадок, а на них все равно потом что-то негативное вешают. Если ты извинился, ну тогда уже будь прощен.


— Сам не думал поудалять какие-то ранние композиции из соцсетей?

— Дело в том, что Роскомнадзор и так некие мои треки удалил с площадок. А все, что под моим именем выложено в официальные стриминги — в этом, вроде бы, ничего запрещенного нет.

Если есть какие-то шуточные песни, которые официально не опубликованы, то я за них никакой ответственности не несу. Я под ними не подписывался, они официально за мною в стримингах не закреплены.


— Мне кажется, Элджей создал образ нового отрицательного героя в поп-музыке. Это совпало с тем, что интернет, который тогда не имел цензуры, стал очень значимым каналом распространения музыки, не слабее чем радио и ТВ. И интернет помог Элджею взлететь с песнями от имени отрицательного героя, который употребляет, ругается матом. В интервью он говорил: "Выступаю на Дне города, пришли десятки тысяч людей, звучит моя песня “Экстази, меня увези”. Я думаю, что ты тоже принадлежал к этой волне отрицательных героев...

— Я тоже выступал на Дне города. (смеются)


— …и сейчас время таких героев закончилось, они не актуальны в новых условиях. После случая Scally Milano все будут очень осторожны — и еще посмотрим, чем у него все закончится.

— Ну, во-первых, желаем все-таки ему какого-то справедливого… справедливой жизни. А насчет такого героя, плохого парня, я не думаю, что все.

Когда я такой образ декларировал, мне было 23-24. Сейчас мне 30. И знаешь, всему свое время. Если ты в 16 лет будешь петь про семью, жену и детей, твои ровесники покрутят пальцем у виска, скажут: “Ты решил все задачки по математике?”

30 лет — это возраст немножко переломный, когда закончился безбашенный этап, но ты еще не с сединами. Это возраст, чтобы найти правильный вектор. И образ плохого парня мне уже неинтересен — я женатый человек, я хочу быть серьезным музыкантом. Посмеялись, но теперь чуть-чуть другое настроение. Это не значит, что сейчас моя музыка будет учить как жить. Но и рок-н-роллить вот в том смысле тоже не хочется.

Я согласен, что была эпоха, когда Элджей сделал некий тренд, я делал что-то подобное. Что будет с музыкой, сейчас очень сложно сказать, потому что за последний год не появилось новых имен, по понятным причинам не в лучшем состоянии находятся стриминги и инфополе. Я думаю, что может появиться запрос на нового героя молодежи. Но я затрудняюсь ответить, какой он будет.


— Шаман не новый герой?

— Он не герой молодежи, он, может быть, герой таблоидов…


— Да, герой инфополя.

— Герой инфополя, но не тот, кого школьники и студенты будут слушать на колонке.

Я попробую ответить только за себя. Хочется, чтобы мой герой показывал рост. Рост — это не всегда хорошо. Рост — это не всегда плохо. Но рост — это динамика. Мне хочется, чтобы было изменение, а куда оно кого приведет — посмотрим.

С каждым альбомом я по чуть-чуть стараюсь быть серьезнее. Это нельзя кардинально поменять в один день, это вранье будет. Можно только каждый год постепенно меняться, улучшаться..


— Ты заговорил про состояние рынка и стримингов. Легко ли было пойти на предложение “VK Музыки”, и что ты сам думаешь о практике эксклюзивов?

— Ну, легко, не легко — мы нашли точки соприкосновения интересов. Мой интерес был, конечно же, в том, чтобы мне дали определенные преференции. Надеюсь, мне позволят не рассказывать все подробности, но это, безусловно, выгодное предложение.

Мой интерес заключался в том, чтобы выпустить два альбома подряд. Любой человек, который немножко разбирается в медиа, скажет, что это не совсем целесообразно, что лучше было бы выпустить второй альбом через полгода.

И чтобы не заставлять моих слушателей долго ждать, после того, как я практически два с половиной года ничего не выпускал, у меня — благодаря “VK Музыке” — есть возможность поделиться всей созданной музыкой практически одновременно. В этот раз я много написал, было какое-то вдохновение, энергия, легкость.Я давно уже так легко не писал альбомы. Не было ощущения работы, которую нужно сделать. А сейчас я на одном дыхании написал двадцать с лишним песен, и практически все это пойдет в первый альбом и во второй альбомы.


— Я забыл спросить, а "NFS Underground" звучит на концертах? (в 2019-м клип был заблокирован в РФ по требованию властей — Прим. The Flow)

— Нет. [Сначала] была практика, что музыка включается, но я не пою. В конце 2022-го на концерте в Екатеринбурге мы с ней попрощались, закрыли историю. Потому что песня старая, песня не из моих любимых, она стала мемом пять-шесть лет назад, но мем уже себя изжил. И это не гвоздь моей программы на концертах. Это тоже миф, что якобы это мой главный хит.

Концертная жизнь и стриминговая жизнь моих треков очень отличаются. Одни треки люди слушают дома, другие — ждут на концерте. Есть песня “Дискотека 2020” — тоже не самый главный хит. Но это хардстайловый трек с прямой перегруженной бочкой, под которой мы делаем посвящение в нашу секту: зал расходится на две половины, делает death wall, стену смерти, бегут друг на друга. И люди этого ждут, они приходят на концерт и знают, что это будет. А слушать эту песню в наушниках гуляя по парку особого смысла нет.

Есть "Евродэнс", одна из моих популярных песен, у клипа почти 10 миллионов просмотров, и по стримингам [большие цифры]. И люди, конечно же, на концерте ей подпевают. Но я уже вижу, что нет первородного восторга: “Ура, наконец-то, я преодолел тысячу километров, чтобы услышать это". Есть песни, которые вызывают гораздо большую феерию.




— Ты говорил, что у тебя билет стоит не 3000, а 800, потому что ты не гонишься за деньгами. И что ты стараешься не обидеть фанов. Но все же как человек рациональный, скорее всего, ты просто здраво оцениваешь, что аудитория молодая, у нее такая платежеспособность?

При этом у тебя в имидже начались перемены. На фото ты одет в дорогие вещи, ты человек в дорогой машине, человек, который часто говорит, сколько денег он тратит на строительство нового жилья. Не произойдет ли сейчас отчуждения от ребят, которые ходят к тебе слэмиться на танцпол? Потому что тот же Корж, свой парень для фанатов, вообще ничего не говорит про свои деньги.

— А сколько билеты у Макса Коржа стоят? Гораздо дороже, чем у меня. Поэтому тут вопрос, что честнее.

Я часто поднимаю эту тему с подписчиками — что честнее, продолжать декларировать образ простого парня, когда ты зарабатываешь миллионы; играть в то, что ты не ходишь в дорогих одеждах, не ездишь в дорогой машине? Мне кажется, лучше показывать, что есть изменения. Был моложе — было так, становлюсь старше, поработал — стало так. И музыка поменялась, и я поменялся, и вы поменялись, что самое главное.

Я, безусловно, не тот человек, который будет что-то делать себе в убыток. Билеты у меня, конечно же, становятся дороже. Но во-первых, и продукты становятся дороже. А во-вторых, люди, которые на меня приходят, становятся старше. И если для них три года назад 1500 за билет было как-то много, то теперь они закончили университет и стали работать.

Я говорил про цену билета в другом смысле. Практика показывает, что выгоднее делать небольшой концерт с дорогими билетами. Меньше расходов, меньше стоит аренда, нужно меньше персонала, охраны, гардеробщиков. Если билет стоит не 1500, а 4000-5000, потому что это какое-то эксклюзивное мероприятие, то я останусь в дичайшем плюсе.

Но меня это не интересует, потому что это работа исключительно на деньги. А если я заявляю, что хочу делать стадионную музыку, хочу развивать культуру, собирать много людей и приобщать их — честнее будет тратиться на стадионы. Если бы я был мегапопулярный человек уровня Басты или Руки Вверх, стадионы приносили бы колоссальную прибыль. Если абсолютно честно, мне выгоднее сделать два концерта подряд в “Адреналине”, чем один стадион, ведь стадион — это колоссальные траты.

Но я готов получить меньше прибыли, если сделаю интересное мероприятие, и будет не стыдно говорить о том, что рэйв-культура, что электронная танцевальная музыка — это не просто сельские пляски.

Без негатива, на The Flow была какая-то статья про моего коллегу Руслана CMH — и там про его танцевальную музыку были настолько негативные термины о том, что это музыка для детей в наркотическом угаре. Я это прочитал и так расстроился — если такие клише когда-то и были, то они явно не 2023 года. Это давным-давно неправда. Мнение всех людей, конечно, я изменить не могу, но стараться я обязан.


— Ты — музпродюсер. И как музпродюсер, сравни, пожалуйста, пару артистов — кто из них сильнее. Фараон или Boulevard Depo?

— Русский рэп точно не мое любимое поле для игр, потому что я там слабоват…


— Ты постоянно его комментируешь!

— Да господи, комментировать я могу и тетю Валю, и дядю Сашу, если они где-то в новостях встретятся и можно будет им какой-то нагоняй дать, и самому получить медиаполе.

Мне больше нравится эстетика Фараона. Но более долгоиграющим может оказаться Boulevard. А я из тех людей, который хочет оказаться более долгоиграющим.


— Оксимирон и Моргенштерн (Минюст РФ внес их в список иноагентов).

— Моргенштерн веселее, Оксимирон уже более закоренелый и тоже останется дольше.


— Макс Корж и ATL.

— С Коржом лично не общался, с Серегой ATL было у меня удовольствие иметь разговор, интересный парень.

Хотя уровень популярности разный, но их часто сравнивают. И говорят, что Серега ATL — как будто злой брат Макса Коржа. Мне злой брат нравится больше, чем добрый, потому что я сам злой брат.


— Последний вопрос, во "Вписке" у тебя был портрет. Ты говорил, что такой всегда висит в кабинетах у важных людей. В новом доме будет портрет?

— В новом доме будут только мои портреты.