Mnogoznaal: "Здесь любят байки и страшилки"

"Главная тайна новой школы", — такие подписи можно встретить на YouTube к роликам, посвященным Mnogoznaal. Это оправданно. Долгое время музыка Mnogoznaal была единственным способом связи между ним и слушателями, а сам рэпер сторонился любой публичности.

В начале 2018 года участник Dead Dynasty выпустил свой новый и лучший альбом "Гостиница "Космос" — гипнотический, шаманский, погружающий в снега его родной Печоры, небольшого города в республике Коми. После него "главную тайну" можно смело менять на "главное оружие", потому что такие работы заслуживают самого серьезного разговора.

Разговор с автором "Гостиницы" — ниже.

Использованные в качестве иллюстраций фото города Печора предоставлены артистом.





— Сколько подштанников надо надевать в “минус 53”? О такой дикой температуре сообщается в интро “Гостиницы “Космос”.

— На мне сейчас одни подштанники и штаны. Этого достаточно, чтобы выйти покурить на балкон. Отрывок новостей, который я подрезал, — это из двухтысячных, сейчас тут всего минус 10. Хоть это и Крайний Север, не сказать, что до смерти холодно. В детстве — да, бывало жестко.

При критически низкой температуре желательно никуда не выходить. Худшее, что случалось со мной — нос отмораживал. Часто у людей конечности перестают двигаться, надо их отогревать, когда заходишь. Зимы здесь вдвое длиннее. Снег может с октября по июнь лежать.



— Ты собираешься переезжать в Москву, так?

— Себе буду снимать квартиру. Перевожу родителей, накопил им на жилье в Подмосковье. Сам так и не полюбил большие города. Излишняя динамика раздражает, неуютно. Уверен, что буду сюда возвращаться. Печора меня вдохновляет. Не хочу, чтоб последующие релизы потеряли в атмосфере или эстетике.

Мой род деятельности требует переезда. Самолет до Москвы отсюда не летает, а поезд идет полтора дня. Организаторам сложно брать на себя оплату такой дороги плюс проживания.



— Что происходит в таких поездах? Сложно же незнакомым людям 35 часов в замкнутом пространстве провести.

— Две поездки назад ехал с мужчиной, у которого шизофрения прямо в посадочном документе была обозначена. Его в купе посадили и отправили домой к матери. Вел себя агрессивно. Я и сосед по купе пошли спрашивать у проводника, почему этот человек с нами едет. Сказали, что способа решить вопрос нет: в поезде лишь одно купе предназначенное для инвалидов и оно занято.

Потом поступило другое предложение: пишем на него бумажку, его на ближайшей станции снимают с поезда и везут в психушку. Поскольку он ехал к маме, мы не решились на такое. Пришлось спать по очереди, дежурить. Он не понимал, где находится и что за человек перед ним. Был неустойчив — то мило общается, то начинает орать и кидаться. Но ничего, доехали.



— Читал публикации про “Гостиницу "Космос"? Тебе приписывают эзотеричность и мистику, я видел тебя в подборке под названием “Умный рэп”. Ты же совсем о другом.

— Меня перехваливают. Я, конечно, не особо расстраиваюсь, но есть ощущение, что иногда человек, который это пишет, мою музыку даже не слушал. Там ни мистики, ни сложного интеллектуального потока нет.



Публика часто разделяется на два типа крайностей. Первый — слушатели исключительно трендовой музыки. Возможно, таким моя музыка кажется более глубокой или экспериментальной. Вторая — утонченные снобы, которых я очень не люблю. Эти только и критикуют, ведь мои песни не дотягивают до их представления о сложной музыке для элиты. И тех, и других я иногда злю.



— Твои тексты часто не понимают. Уж я-то знаю. Зачем так пишешь?

— К чему излишняя конкретика, если я хочу дать атмосферу определенной фразы? Этой фразой — выразить себя, поэтому она и настолько туманна. Если я говорю о высоких материях, то понадобилось бы много строк и времени, чтобы изложить это. При этом одной туманной фразой можно выложить все и сразу. Я, например, восхищался творчеством Genesis или Стинга, но не размышлял над изяществом текста. Музыка работает на всех уровнях.

Альбомом я музыкально хотел выразить то, как жил в Печоре. Вплоть до того, что звучание мелодики и определенных битов — это то, что мы здесь с друзьями любили слушать. Темы какие-то, что понятны лишь мне и печорцам. Названия песен. “Речная часть” — так называется часть города, в котором я живу. “Девятины” — это район с девятиэтажками. Гостиница “Космос”, в свою очередь, находится прямо в моем дворе. Старался сделать самый печорский релиз в мире.



— Печора — какая она?

— Погибающий город. Имеет перспективы уменьшится обратно до поселка. Любому, кто имеет хоть капельку амбиций, развиваться здесь сложно. Печору можно любить лишь по той причине, что конкретно у тебя так система ассоциаций срабатывает. Здесь все родное, ты здесь полжизни провел. Я это понимаю, как и осознаю, что окажись тут впервые, ни дня не хотел бы здесь прожить.

Не помню ни одного ровесника, который бы хотел остаться здесь. Разве что те, у кого нет возможности уехать, и они сами перестраивают свое мышление.




При этом я не сказал бы, что место определяет твою судьбу. Здесь можно быть счастливым. Но я уезжаю, потому что не попробуешь — не узнаешь. В детстве говорили: надо уезжать, в Печору упасть ты всегда успеешь.

Республика Коми размером с Германию или около того. Но при этом здесь очень мало городов, — всего девять, — и много-много поселков. Все остальное время в одну сторону тайга, в другую тундра. Выехать в центральную Россию сложно, потому что далеко. Получается такая обособленность от страны.



— Город сформировался на месте, где был Печорлаг.

— Печорлаг — северный тюремный лагерь, куда ежегодно свозили до ста тысяч человек. Как итог — большие захоронения под городом, под всеми домами. Особо суеверные этим оправдывают проблемы Печоры, “живем на чужих костях, поэтому все так и плохо”.



— Это порождает свой фольклор?

— Здесь любят байки и страшилки. В детстве говорили, если в купе едущего поезда приложить ухо к столу, услышишь звук похожий на людской плач. Это легко объяснить движением звука через стол и ржавые рельсы. А нам говорили, что это голоса тех, кто помер в лагерях. Для ребенка это было фантастическим, сидеть и слышать это.

Здесь настоящие белые ночи, в течение месяца можно не увидеть темноты. И наоборот — бывают северные ночи, когда 24 часа в день — тьма.

Идолы стоят до сих пор во дворах. В детстве я думал, что это простое украшение площадок, как деревянные статуи зверей. У Коми большая мифология. Главная богиня — это Зарни Ань, золотая женщина, которая летает и дарит плодородие.







— Шаманов встречал?

— С коренным населением виделся редко. Чукчи, во-первых, живут не в городе, они сюда приезжают, чтобы продать шкуры, рыбу и пимы. Пимы — это как большие шерстяные валенки. Видеть коренное население — вдохновляюще, но при этом осознаю, что не смог бы так. Они руководствуются традициями и правильным настроем на адаптацию с детства, ведь сложно быть настолько отрезанным от цивилизации и не интересоваться достижениями. Все, что есть в нашей цивилизации, ими не востребовано.



— Ты мне говорил, что не делал ставку на “Гостиницу”. Почему?

— Не пониманию восприятие людей. Когда делал релиз, четко знал, что не хочу выстраивать драмлинию так, как сегодня популярно, что уже могло пойти в минус. Тут большинство треков сделано с ритмикой, как у майами-бейса, который у нас никто не слушает. Другие треки ритмически — почти драм-н-бейс. Их я пытался сделать так, чтобы они не были похожи на ATL. Затея была — отойти от всех трендовых моментов и никак с ними не соприкасаться. Может, это музыкальный максимализм, но мне комфортно, когда мой звук обособлен.



— Ты ведь понимаешь, что многие твои коллеги работают наоборот?

— Знаю, но почему этого не делать, если каждый новый тренд приносит им удовольствие? Меня скорее раздражает, когда человек стремится запрыгнуть на новый звук просто потому, что он новый. Если он говорит: “Не нравится мне все, что сейчас выходит. Нравится, что я слушал, когда мне было 20”. Если она ему в кайф, зачем от него требовать разбираться в современной музыке, учитывая, что каждый раз заново понимать тенденцию — задача не из простых? У меня такой заинтересованности нет, что-то из новых трендов мне нравится.



— “Gucci Gang” — это ок?

— Мне нравится, но не слушаю его. Мы крутили Lil Pump и XXXTentacion, чтоб не соврать, когда я заканчивал предыдущий релиз. Про новую музыку я, как правило, слышу от Глеба. Он лучше других понимает, что сейчас будет популярным. Я слушаю другую музыку, с меньшей перспективой на массовость, хотя и такая порой становится известной.



— “Гостиница” открывается рефреном “Может, это с нами что-то не так”. Что тебя беспокоит?

— Это же довольно четкая постановка вопроса. Если нас что-то не устраивает, то может, дело именно в нас? Это общая фраза, которая не предназначена для конкретной ситуации, это вопрос для всего релиза.



— Дальше ты просишь о Судном дне. Откуда эта злость?

— Концепция Судного дня для меня не является злым моментом. Не буду против, если он произойдет. Как минимум, из-за эгоизма. Ведь апокалипсис подразумевает смерть всего и сразу. Следовательно, ни у кого нет необходимости переживать смерть своих людей, своей семьи. Хорошее же явление!



Если же Судный день рассматривать с библейской точки зрения, это такой максималистичный посыл, когда ты максимально зол и кажется, что мир сошел с ума. С ней рано или поздно сталкивается любой, потому что в силу своего интеллекта видит в окружении массу изъянов, которые бы себе не позволил. Тут вот такое настроение. По большей части я сталкиваюсь с людьми, которые меня разочаровывают. При этом я всегда допускаю мысль, что, может, со мной что-то не так? Может, это я дурак?



— Раньше в песнях ты много говорил на тему греховности.

— Я посещал протестантскую церковь. Был заморочен на том, как эта тема изложена. Время прошло, я остался верующим, но в абсолютно другом понимании. Тогда я интересовался библией и мнением других. С возрастом пришло понимание, что ничьему мнению доверять нельзя. Я верующий по каким-то своим причинам. Глупо быть агрессивным верующим или агрессивным атеистом, ведь до истины в этом вопросе мы дойдем нескоро. Я верю в вечное сознание. Мои друзья — нет. Дискуссии на этот счет даже не веду, демагогия бессмысленна. Неужели посредством диалога возможно прийти в такой теме к умозаключению, которое бы всех устроило? Многие стремятся свою точку зрения навязать другим, чтобы а) не было ощущения одиночества; б) их четко устоявшиеся взгляды не разрушал кто-то другой, ведь наступит паника.



— Сейчас все молодые рэперы — антигерои. Почему ты не такой?

— Не считаю, что классно быть козлом. Поэтому у меня со многими рэперами не завязываются отношения. В детстве мне действительно нравились странные и непонятные персонажи. Так было и с героями мультфильмов, и с артистами на сцене. Пример: в детстве у меня были старшие товарищи. Одни — крутые боксеры, другие — промышляли криминалом каким-то. Мы смотрели на них с гордостью. “Вот, они с нашего города! Мы с ними общение имеем!” Большинство из них сегодня бомжи. Фрики с возрастом воспринимаются так же. Понимаешь, что быть как они не стоит. Тебе они были интересны из-за иллюзорного восприятия. Потому что, ох, как классно в этот момент быть не таким как все. Такое мышление — это детство. Понимаю, почему общественный изгой становится притягателен ровно в тот момент, когда он на самом дне публично. Но почему вести себя так ужасно? Виной тому раскрепощенность человека, но она по-разному выглядит. Это может быть как ODB и это будет притягательно, ведь это часть его мировоззрения, он в этом искренен. Зачастую это крайне наигранно выглядит. Я просто не способен это воспринимать как нечто красивое.







— То же самое частично можно и о Pharaoh сказать, нет?

— Я так не думаю. Глеб читает о том, чего добился и что у него происходит в жизни. Когда это происходит таким образом, он становится примером. Да, он говорит о деньгах, которые у него есть. Говорит о женщинах, которые у него есть и соответствуют тому уровню, о котором читает. Почему бы ему так не делать? Раньше в стране не было музыки, способной мотивировать молодежь в этом направлении. Когда это абсолютная правда — это хорошо. У меня есть одна правда жизни, живи я как Глеб — читал бы об этом. Раз я чувствую свой окружающий мир таким образом, то я и должен быть таким, иначе как выражать настоящие мысли в музыке? Это хорошо, пока это не становится наигранным детским поведением.



— Как это отличается, скажем, от правды в текстах Тимати и Black Star? Тоже соответствие уровня жизни тематике песен.

— Не особо слежу за тем, что происходит на Black Star, но на мой взгляд Скруджи вряд ли хоть раз читал о том, что действительно есть. Персонажи его типажа злости не вызывают. Это всегда смешно. Как Дядя Мопс или Dirty Monk, просто разный уровень масштабности и эстетики. Все это — игры для недалеких.



— У нашего поколения есть артист важнее, чем Pharaoh?

— Pharaoh необходим здешней индустрии. Он проложил путь мне и таким как я. Помню, когда с моей музыкой было невозможно выйти на массовый уровень. Она у меня звучала слишком чужеродно, ни у кого из нас особых амбиций не было. Для нас пару лет назад собирать залы и жить музыкой было чем-то из разряда фантастики. Я абсолютно искренен, когда говорю, что Глеб сегодня в индустрии самый значительный персонаж. Он все изменил.



— Что за существо с головой насекомого на обложке альбома?

— Не могу пока рассказать. Мы еще его покажем.







— Тогда вот такой вопрос: почему песню, посвященную бессоннице ты назвал в честь феназепама?

— Я употреблял его и не считаю это хорошим решением. Эффектов от его приема особых нет. Периодически встречаю заявления публичных лиц, что у них какие-то проблемы с феназепамом, что он ими как наркотик воспринимается. Это сильный транквилизатор, да, сильно расслабляет и делает аморфным. Из-за этого пропадает тревога, легче уснуть.



— Откуда тревога?

— Не было понимания, куда двигаться и чем я хочу заниматься. Музыка денег не приносила. Я пробовал себя в разных профессиях и понимал, что жить так не хочу. Чтобы убить это ощущение, когда ты будто бы стоишь на льдинке посреди реки, которая в любой момент может затонуть, я и обратился за зи-памом. Тревога такого рода мешает заниматься чем-либо. Музыкой, в том числе.



— Кем работал?

— Делал холодные звонки в Санкт-Петербурге. Дворником пробовал. В последний раз работал в воинской части, но военный из меня дерьмовый. Пытался найти что-то более-менее стабильное.



— Почему от армии не откосил?

— У нас по закону можно с образованием сразу пойти служить на контракт. Мне показалось это хитрой идеей: о, отлично, поработаю военным, накоплю на переезд. Но я просто дерьмовый военный. Служил в противоракетных войсках.





Чаще всего пересекался не с ровесниками, а с прапорщиками и офицерами. Интересно было наблюдать мышление разных людей, которые полностью в этой системе. Мне это напомнило прозу Довлатова, когда даже кошмарные ситуации преподносятся с юмором, это облегчает мировоззрение. Это сложная работа, особенно на Севере, — и такое количество юмора и хорошего настроения вряд ли можно было встретить на других работах. Мне нравилось их умение вывернуть все в шутку.

Однажды я потерял флэшку одного из офицеров — и это настолько большой косяк, что в тот момент я понял, какая я раковая опухоль их ежедневной работы. Но потом она нашлась.



— Когда начались проблемы с бессонницей?

— Уже в 9-10 классе школы пил донормил перед сном. В универе продолжал принимать, пока не попробовал транквилизаторы. А когда более слабые транквилизаторы перестали работать, перешел на феназепам.



— На “Марше слонов” ты читал о конспирологических теориях. Тебе это интересно?

— Те, кто знают меня по универу, могут вспомнить хотя бы штук семь выступлений, где я рассказывал про иллюминатский заговор. В 18 лет это была самая главная тема для меня, я записывался на все конференции, и какой бы тема ни была, в итоге любую свою статью сводил к верховному правительству. За что, я думаю, преподаватели считали меня идиотом.





Я не умел фильтровать информацию. Чем необычнее и таинственнее, тем глубже хотелось разобраться. Ну и плюс максимализм, желание рассказать всем, что нас обманывают.



— Где ты был и что делал, когда тебя позвали в Dead Dynasty?

— В Санкт-Петербурге, холодные звонки проводил. Это была практика от университета. Мои друзья из Печоры жили в общежитии, я ходил к ним в гости. Тем вечером мы слушали Глеба, классно-классно, прикольно, нравится. Потом я вернулся в общагу, где жил, — и мне написал Вконтакте Глеб: “Сегодня слушали твои песни, очень прикольно”. Я ему ответил: “Не поверишь , но ровно два часа мы тоже сидели твои слушали”. И он говорит, что был бы рад видеть меня частью их команды. На тот момент не было ни “Black Siemens”, ни “Сквирта в лицо”, а прямо андеграунд-проект. И мне это показалось прикольной затеей. Издалека они казались пафосными московскими чуваками, а познакомились — и меня порадовала принципиальность взглядов. С этого момента мы начали сдруживаться.

Уже тогда в составе был битмейкер Dimvrs, он тоже родом из Коми. Для меня это был важный момент: два комяка на одно место — это большая редкость.



— Не было мнения, что твоя музыка совсем не похожа на продукцию Dead Dynasty?

— Меня это не смущало, я верил в то, что делаю. Но многие слушатели Династии думали, какое я неслушабельное говно.





— Pharaoh тебя назвал своим воспитанником. В чем проявляется его участие?

— В первую очередь, в восприятии. Глеб первым из нас стал проталкивать этот звук, и именно его больше всех закидывали говном. Мне показалось это мужественным и крутым. С того момента, как я увидел, насколько это все у него по-мужски, его мнение стало для меня много значить. Есть много вопросов, в которых он мне помог.



— Например?

— Да как вести себя на сцене! Я ни за что не готов пересматривать свои первые выступления, очень-очень боялся лишние движения делать. Из-за менталитета, в котором я рос, из-за собственной закрытости, я боялся казаться нелепым. Пока я сам себе не признался, что я уже достаточно нелепый, чтобы этого бояться.

У нас не было рэп-концертов в Коми, а если бы и были, не думаю, что я мог бы чему-то там научиться. И я смотрю — все парни на сцене очень хороши, я единственный выкатывался туда и ничего нормального сделать не мог. И мне давали советы: не пытайся быть, как остальные парни. Самый первый концерт у меня был в первом туре YungRussia, я исполнял какую-то песню — и на припеве, в попытке классно прыгнуть, споткнулся о шнур провода и вниз улетел.







— Когда все участники Династии последний раз собирались вместе?

— Ни разу еще не было, чтобы все. Нас же больше 20, с кем-то до сих пор ни разу не виделся. Последний раз на концерте Глеба в Москве было очень много людей из Династии в одном помещении.



— Jeembo — предатель?

— Ни в коем случае. Это его дело, как двигаться по жизни. Для меня важно быть частью команды, а если человек уверен, что ему лучше в другой команде, он имеет полное право делать, что ему угодно. У нас же не тюрьма.



— Ты смог запустить сольную историю с Dead Dynasty. Почему не удалось ему?

— Я не считаю, что ему не удалось. Jeembo — хороший рэпер. Если он выпустит релиз, который все давно ждут, — он будет крутым. Его перфекционизм, так или иначе, должен привести к такому результату.



— Чем тебе запомнился прощальный тур YungRussia?

— Хорошо помню момент на одной из бензоколонок. Как в фильмах: шел сильный дождь, на скамейке сидели я, Visnu, Basic и Glebasta. Курили. Обсуждали, а зачем мы YungRussia закрываем? Первые моменты было очень весело всем, мы думали, может, зря это делаем. Хорошее воспоминание.

И я помню питерский завершающий концерт. Песни закончились, Даниель выступал с финальной речью. Вот тогда было четкое ощущение, что все. Мы люди взрослые. Понимали, что контакта друг с другом дальше поддерживать не будем. Потому что когда вас объединяет хотя бы название, вы чувствуете себя командой. А когда расходитесь, связь теряется — и ничего с этим не поделать.





Не стоит забывать, что изначально YungRussia обозначалась не как команда, а как “вы, кто нас слушает, тоже YungRussia”. Так многие и стали к ней относиться.

Я же был и в самом первом туре объединения. Приехал абсолютным васяном, в паленой шапке Fred Perry, не понимал, как что работает. Мне просто было весело, мы обсуждали, может, когда-нибудь подобное и правда будут слушать люди. И собирали на концертах очень мало людей — в Ярославле, по-моему, человек 30. Но была подпитка: “Обалдеть, 30 человек нас слушают!”. В своей обычной скучной жизни я такого не видел.



— Цитата: “Не продаться до конца, мы были слишком близко”. Это про Династию?

— Само собой. Всегда ощущаешь ту грань, когда твой путь начинает расходиться с изначальной затеей.



— Что собой представляло это “слишком близко”?

— Тот уровень кругов, который обратил внимание на эту музыку. Это был полный неформат для страны. Я поэтому радовался, когда “Дико, например” стал хитом — это же прямо андеграундный звук, ничего в нем продажного не было. Выход клипа на “5 минут назад” все перевернул, предложения команде сыпались с повышенной интенсивностью.



— Съемки клипа “Дико, например”. Было дико, например?

— На тот момент это самое масштабное, за что бралась команда. Мы даже не помнили, чтобы такого уровня что-то создавалось нашими ровесниками.



Больше всего запомнился момент с машиной, которая едет в кадре сквозь лес. Не спал всю ночь, а в ней очень хорошие кресла сзади. Реально диваны. Я успел там занять место, со мной еще ехал режиссер Гоша Visnu и оператор Илья. Вырубились на этом диване — и два часа проспали.

Не помню точно, где находился особняк. Какое-то Бутово было или типа того — мы ехали в глубину леса. Говорили, даже Екатерина Вторая там бывала.



— Как ты вышел на девушку Дашу Ipanema? Это комментаторша The Flow, она где-то поет бэки у тебя.

— Я со многими комментаторами The Flow лично знаком: с Гришей Mad в Ульяновске виделись, со Штурмовиком в Одессе встретился по твоей наводке. Прямо на концерте спросил: “Где Штурмовик?” и со сцены салютнул. C Дашей списались Вконтакте. Показала свои записи, я попросил, чтобы она записала на этот трек свой голос.



Концертный тур Mnogoznaal "Zarni" начинается 25 февраля выступлением в Москве. Подробности и даты ищите на сайте.