Travis Scott. Один день с новой рэп-звездой
Оригинал читайте по ссылке
Трэвис Скотт хочет увидеть Кайли Дженнер, пока не взлетел ее личный самолет, но он опаздывает, поэтому выжимает педаль своего Lamborghini Urus и посылает спидометр куда-то в космос: 130 километров в час превращаются в 150, а потом в 180, в два раза превышая скоростный лимит на этом отрезке трассы. Льет дождь. Впереди, где пробка плотнее, тормозит “лэндровер”, но Скотт — левая рука на руле, в правой телефон, глаза в приложение с картой — нет. До заднего бампера “ровера” где-то 60 метров, потом 20, а потом 5. Скотт сбросил газ, но по неясным причинам не притронулся к тормозам.
Это воскресенье перед Днем благодарения. У 26-летнего Скотта прекрасное настроение. Все благодаря первому фестивалю Astroworld, который хьюстонец мечтал устроить, когда его карьера только стартовала. Вчера он наконец-то его провел. Фестиваль состоялся на месте парка аттракционов Astroworld, который закрылся в 2005 году, когда Трэвису было 13 лет. “Вместе с Astroworld они забрали кусочек моего сердца”, — говорит он.
В память об этом Трэвис арендовал колесо обозрения, аттракцион “свободное падение”, карусели с подвесными сидениями и заполнил две сцены выступлениями своих друзей-хитмейкеров (Young Thug, Post Malone), городских рэп-легенд своего детства (Bun B, Lil Flip) и молодых звезд, которым он сам помог вдохновиться (Sheck Wes, Smokepurpp). Фестиваль был успешным — 40 тысяч человек купили билеты, стоимость которых начиналась с 150 долларов и доходила до 650. “Весь мерч тоже распродали”, — говорит Скотт.
Подростки в толпе орали и бесновались, разбивали носы в кровь в мошпитах и зависали в “планетарии” с галлюциногенными проекциями, которые по задумке Трэвиса Скотта должны были показывать содержимое его черепа.
Бэкстейдж, Кайли Дженнер в черном комбинезоне по фигуре держит на руках их со Скоттом маленькую дочь Сторми. Swae Lee из Rae Sremmurd несет к себе в палатку трехлитровую бутылку шампанского — тоже размером с ребенка.
Менеджер Скотта говорит, что баскетболист Джеймс Харден позвонил прямо с матча "Хьюстон Рокетс" против "Сакраменто Кингз" и попросил Трэвиса не начинать выступление, пока он не приедет. Это вряд ли было возможно, но "Рокетс" выиграли и Харден успел вовремя, чтобы лично посмотреть на исполнение “Sicko Mode”. 
"Sicko Mode", самый успешный сингл в карьере Трэвиса Скотта, много недель занимал второе место поп-чартов (на первую строчку он попадет в начале декабря) — хотя он сделан вопреки всем правилам хита. У песни нет припева, нет традиционного хука, в ней три разных бита сменяют друг друга с нарочитой неловкостью.
Через 60 секунд гостевой куплет Дрейка внезапно обрывается — похожим образом Альфред Хичкок убирает Джанет Ли в самом начале фильма "Психо". В дальнейшем трек еще несколько раз видоизменится. Песня пришла с "Astroworld", платинового альбома Трэвиса Скотта, сделавшего его самым быстро набирающим в популярности рэп-артистом со времен Дрейка.
Это меланхоличный альбом — ностальгический и одурманивающий микс отчаяния и гедонизма, поиски острых ощущений среди богато декорированного запустения. Пожалуй, это не самый ужасный способ описать Америку 2018 года. Что помогает понять, почему в молодых слушателях отзывается его мутировавший звук (и почему Эллен Дедженерес, представляя его на своем телешоу, назвала рэпера "голосом поколения"). 21 Savage появляется на альбоме и рассказывает, что одевает своих псов (возможно, в буквальном смысле) в изысканнейший парижский бренд, Стиви Уандер возникает с призрачным соло на губной гармошке. Кевин Паркер из Tame Impala воспроизводит упоротое звучание гитары. Все это связано вместе наркотическим, монотонным, пропущенным через цифровые искажения флоу Скотта — калейдоскоп оттенков серого, отправляющий в долгий и странный трип.
Скотт, чье настоящее имя Жак Вебстер, сейчас большую часть времени проводит в Лос-Анджелесе. Но Astroworld — это в первую очередь посвящение его родному городу. И родной город сегодня ответил взаимностью: Сильвестр Тернер, мэр Хьюстона, пригласил Скотта в городскую администрацию по поводу провозглашения 18 ноября “днем Astroworld”.
Церемония была назначена на 12:30, и, по словам члена команды Тернера, мэр специально вернулся из деловой поездки по Индии, чтобы посетить ее лично. Поэтому он был не особо в восторге, когда в 12:35 стало известно, что Скотт еще даже не выехал из дома за городом, в 45 минутах езды до мэрии.
Несмотря на это, Скотта моментально простили по прибытии — Тернер обнял его, присутствовавшие дети окружили для фоток, а Скотт пожелал им делать все, что они хотят, когда те вырастут. После еще нескольких фото полицейские проводили его к “ламборгини”, и это было незадолго до звонка Кайли Дженнер, которая поинтересовалась, где он.
Пара вместе с апреля 2017 года. Они познакомились на фестивале Коачелла, где очарованная Дженнер запрыгнула в тур-автобус Скотта и отправилась за ним на гастроли. Скотт был очарован не меньше и спустя несколько недель — как ему кажется, в начале мая — после нескольких недель знакомства они зачали Сторми, которая родилась в феврале прошлого года.
“Сначала я думал: “Черт, мне нужен сын, — сказал он мне. — “Когда мы узнали, что это девочка, я такой: "Huhhh", но потом решил, что это лучшее событие в моей жизни. И когда родилась Сторми, я подумал: “Жизнь — огонь, бро”.
Сегодня Дженнер в Хьюстоне для продвижения своей линии косметики. Ей срочно нужно на самолет, говорит она Трэвису по телефону. Далеко ли Трэвис? По данным Google, в 31 минуте езды. "Буду через 10 минут", — ответил он, повесил трубку и начал свой слалом среди машин, который приводит нас к бамперу "лэндровера" из начала этой статьи.
Сидя в пассажирском кресле, я размышляю, что почувствую, когда подушка безопасности “ламборгини” впечатается мне в лицо, но Трэвис наконец-то выкручивает руль и избегает столкновения максимум за полтора метра до машины. Это свидетельство уникальной работы итальянских инженеров — или невероятно обостряющем рефлексы гибриде сативы, который Трэвис выкуривает в неимоверных количествах. Так или иначе скоро он тормозит на парковке Best Buy, где его ждет Дженнер в "эскалейде" с шофером. Она одета в розовый шелковый брючный костюм (Сторми находится с няней).
“Привееет”, — говорит Дженнер. Он запрыгивает к ней в машину, и телохранитель передает через тонированное окно две коробки с пиццей пепперони. Таким образом, лучший год в жизни Трэвиса Скотта продолжает оставаться лучшим годом в жизни Трэвиса Скотта. 
Ранние годы жизни Трэвиса Скотта были совсем иными, и он хочет показать мне, где он их провел. Он делает звонок : “Бабуль, ты дома? Я заскочу”. Мы едем в рабочий район на юго-востоке города и где находится дом его бабушки Сили. По пути он заворачивает на безлюдную заправку. Его личный видеооператор — прежде мойщик посуды со стрижкой “маллет”, сейчас модель под псевдонимом White Trash Tyler — снимает все это дело, как и почти любой рутинный момент жизни Скотта, если предположить, что в жизни Трэвиса вообще бывают рутинные моменты.
На парковке еще две машины: ржавеющий “бьюик” и “ниссан сентра”. Даже если бы двери “ламборгини” Скотта не были оснащены маленькими, но супермощными прожекторами, которые пылающим курсивом высвечивают на асфальте слово Lamborghini, она все равно бросалась бы в глаза. Охранник Скотта, который ехал за нами на матовом черном мерседесе, остается поблизости. “Эй, Трэвис, можно фотку? Я тоже пишу музыку, бро”, — говорит стоящий в луже парень в домашних тапочках, доставая телефон.
Скотт заходит внутрь за сигарами — его запас блантов иссяк, так что время его пополнить. “Мне Backwoods. Всю коробку”, — говорит он продавцу. На прилавке возле пакетов с фисташками и накладными ресницами кто-то оставил пол-литровую банку с маринованными свиными ножками. Продавец принимает заказ Скотта за перегородкой из пуленепробиваемого стекла, на которой висит рукописное объявление “Талоны на еду не принимаем”.
У выхода Скотт с коробкой в руке делает фото с парнем в тапочках, пропуская мимо ушей все, что ему кричат люди из “бьюика”, и уезжает. White Trash Tyler сидит позади меня, а давний школьный друг Скотта по имени Нейт — сейчас ортопед, только начавший клиническую ординатуру в Форт-Уэрте — сидит рядом с ним. “Он был в школьном театре. Очень театральным был, — вспоминает Нейт о Скотте в старшей школе. — Фристайлил, клоуничал, подшучивал над всеми в столовой. Он был искренним веселым парнем”. 
Несмотря на этот оптимизм, дома, по словам Скотта, все было непросто. Его мама работала (и до сих пор работает), продавая телефоны в магазине AT&T. И стала единственным кормильцем в семье, когда его отец решил стать музыкантом и ушел с работы где-то в 2005 году. “Он стал безработным. Или вышел на пенсию. И стало очень тяжело, — прозаично вспоминает Скотт. — Нихера не могли себе позволить. А у мамы инвалидность. Она не может согнуть ногу — всю жизнь на костылях. Пьет таблетки, которые плохо сказываются на ее состоянии. Кажется, она вылетела на байке в кювет, когда была молодой, типа такого. И она до сих пор присматривает за мной, братьями, сестрой, отцом, мирится с моим дерьмом. Сильная женщина. Вот почему я живу именно так. Ничто меня не останавливает, бро”.
Безработица отца вызывала ссоры. “Серьезное напряжение, — говорит Скотт более раздраженным голосом. — Мы упорно шли к цели. Я пытаюсь писать музыку в своей комнате, а он — у себя в берлоге. У него была куча крутого оборудования, до которого он не позволял мне дотрагиваться. “Выключи это дерьмо, я записываюсь!” “Выключи это дерьмо, я пишу биты!” Сейчас у них хорошие отношения — среди прочего Трэвис говорит: "Я получил свой свэг в наследство от отца".
Скотт серьезно задумался о музыкальной карьере в старших классах. Со своим другом Джейсоном Эриком, который сейчас читает под псевдонимом OG Chess, он создал несколько групп, где читал и продюсировал. По большей части их музыка была светлее той, что Скотт делает сейчас. Он какое-то время учился в Техасском университете Сан-Антонио, но потратил большую часть денег, которые ему дала мама на учебу, на музыкальное оборудование и авиабилеты в Нью-Йорк с Лос-Анджелесом, где он зависал с друзьями, спал в машинах и пытался убедить людей из индустрии дать ему шанс.
На каком-то альбоме Канье Уэста он обнаружил имя звукоинженера Энтони Килхоффера, нашел его почту и написал. Килхоффер что-то послушал и согласился встретиться в Coffee Bean через дорогу от Amoeba Records в Голливуде — и с тех пор они оставались на связи. Скотт продолжил писать биты, и два года спустя Килхоффер наконец-то пригласил его в Нью-Йорк с предложением, от которого невозможно было отказаться: Канье оценил его звучание и захотел, чтобы Трэвис поучаствовал в компиляции лейбла G.O.O.D. Music “Cruel Summer”. Примерно в то время, когда Скотт подписал продюсерский контракт с Канье, о нем узнал T.I. и подписал на свой лейбл. Вскоре имя Скотта значилось в кредитах альбомов Kanye West “Yeezus” и Jay-Z “Magna Carta… Holy Grail”. В 2015 году дебютный альбом Скотта “Rodeo” дебютировал на третьей строчке поп-чартов — сегодня у него платиновый сертификат. 
Когда мы подъезжаем к скромному одноэтажному дому Сили, через дорогу к нам переходит молодой парень с корнроу, в хаки и шлепках, до этого стоявший на газоне среди припаркованных машин. На нем брюки цвета хаки и резиновые тапки. Это Дешон, кузен Скотта. “Это мой OG”, — говорит Скотт. Он показывает на дом неподалеку и смеется: “Эти нигеры всегда вытворяли странную хрень. Переехали, похоже, торговали крэком, ну и прочую фигню творили. Приходили сюда и воровали мою газонокосилку. Выходили из того дома, как зомби. Этот район был безумным”.
Дядя Трэвиса Лавалия Флад III приглашает нас в спальню, где оборудование для продакшна заполняет одну стену, а платиновая пластинка висит на другой в память о миллионных продажах альбома 1993 года “Fever for Da Flavor” старого R&B-трио H-Town, к успеху которой он приложил руку. Скотт говорит, что он прожил здесь до восьми лет вместе с родителями и старшим братом Маркусом (у него еще есть сестра и брат, оба подростки). Музыка у этой семьи в крови: муж Сили был джазменом, отец Скотта играл на ударных, а его другой дядя, тоже Трэвис, играл на басу — в его честь Скотт взял свой псевдоним.
Не так давно Скотт купил родителям дом в престижном пригороде Хьюстона. Он говорит, что сделал бы то же самое и для Сили, но “она никогда не покинет этот дом”. Маркус живет с постоянной сиделкой, так как у него аутизм. Скотт не часто говорит о нем публично, однако, мимоходом сделал болезненное упоминание о нем на одной из ранних песен “Analogue”: “Ночи стали темнее/ Некому было помочь, старшему брату становилось хуже/ Поймал его взгляд, он дал понять, что у него на душе/ Я так и не узнаю, что он, черт возьми, чувствует внутри”.
Скотт говорит: “Он знает как ходить, принимать душ, но не может говорить, использовать слова или как-то еще общаться с тобой”. Нейт добавляет: “Понятно, что его разум где-то там. Как будто он сфокусирован на чем-то совсем ином”. “Но он реально классный художник, — продолжает Скотт. — Он как-то рисовал Могучих рейнджеров. Очень детально. Очень круто. Он хотел только рисовать, смотреть фильмы и слушать Beyonce. Мне нужно каждое Рождество покупать ему ее CD — даже если Beyonce не выпустила ничего нового”.
Он делает паузу. “Его характер бывает непростым. Например, я могу спать, а потом — бац! — Маркус начнет сходить с ума. Прыгнет на меня. Мы можем идти по улице, и он толкнет меня. Но это мой брат”.
Это самый эмоциональный момент наших разговоров за целый день. Трэвис проводит параллель с негласными правилами его концертов, где он не мешает фанам врываться на сцену. "Я делаю это, потому что знаю, что мой брат офигел бы от счастья, если бы его любимый исполнитель дал ему выбежать на сцену. Я постоянно думаю о Маркусе". 
Мы выходим на улицу, чтобы Трэвис мог покурить. Дешон, сидя под навесом на железном черном стуле, говорит с Трэвисом о делах людей с района: "Один из близнецов умер… А вот она теперь лесбиянка, вот ее девушка… Гарольд должен выйти в декабре". Дождь утихает, но на улице пусто. Я спрашиваю, виновата ли погода в том, что на улице так малолюдно. Скотт качает головой: “Дети сегодня в айпадах. Больше не играют на улице. Вот зачем был фестиваль Astroworld. Нигеры не выходят наружу. Вот почему Сторми не смотрит телевизор. К черту это дерьмо”.
Перед домом находится милая цветочная клумба, которую посадила 84-летняя Сили. Раньше у нее было больше цветов, но "после Харви все испортилось”, — говорит она об опустошительном урагане 2017 года. Дешон, стоя у “ламборгини” Скотта, спрашивает меня, как вчера прошел фестиваль Astroworld. Он не мог туда попасть, объясняет он, потому что ему нужно было встать в четыре утра, чтобы успеть на работу в почтовом отделении. Это отстой, говорю я. Дешон слегка пожимает плечами. “Я не жалуюсь, — говорит он. — Это деньги, так что так нужно”. Скотт с чувством обнимает Сили на прощание. “Ты будешь здесь на День благодарения?”, — спрашивает она. “Постараемся, бабуль”, — отвечает он. Он надеется, что ему удастся сначала отметить праздник с кланом Кардашьян в Лос-Анджелесе, а потом вернуться в Техас. “О, кстати, — говорит он. — Мой шеф-повар готовит спагетти прямо как ты. В чем секрет? Добавляешь сахар в соус?”
Сили смеется и качает головой. “Кетчуп”, — произносит она.
Снова в машине Трэвиса мы едем к Церкви Юго-Восточной Общины, которую раньше посещал Скотт. Он передает блант Нейту: “Убери это, бро. Я не могу курить перед храмом”.
Вера — это одна из вещей, объединяющих Скотта и Кайли Дженнер. “Мы оба верим в Бога, — говорит он. — Когда она сказала, что беременна, мы решили, что это знак. А дети — это то, о чем мы говорили, когда были заняты делами”. Он называет их отношения прочными, как камень, несмотря на то, как быстро они развивались.
Скотт говорит: “Сначала мы были просто детьми, весело проводящими время. Наверное, где-то первую неделю. Никогда не знаешь, серьезно это или нет. Потом на второй неделе я подумал: “Воу, я все еще общаюсь с ней, а она отвечает. И я реагирую в ответ. Нам есть, что сказать друг другу”. И в итоге это все дошло до той точки, когда я сказал: “Она нужна мне. Она — та самая”. Он добавляет: “Мы скоро поженимся. Мне просто нужно попридержать коней — я должен сделать ей максимально огненное предложение”.
Он говорит мне, что из-за статуса Дженнер “люди не понимают, насколько моя девочка реальна. Насколько она крута. Они делают предположения, бестолковые комментарии о том, как по их мнению все происходит. Нет, бро". Они рано сблизились на почве общих интересов к кино: “Она фанатка Тима Бертона, который очень крут. Фанатка Уэса Андерсона, который тоже крут”. Но что удивило его сильнее всего, так это то, насколько расслабленной она была.
“Я люблю просто выйти прогуляться. Зная настолько известную девушку, ты думаешь, она скажет: “Я должна кого-то отправить сделать это за меня” или “мне нужно 15 мудаков вокруг меня”, но мы просто выходим из хаты”.
У него также были сомнения на тему приватности. “Я ненавижу камеры. Не люблю, когда люди лезут в мои дела. Когда ты ввязываешься в подобное дело, то ожидаешь, что это будет похоже на публичный фестиваль. Никогда не знаешь. "Может быть она не может без фотографий или обеспокоена этим и тем". А потом ты понимаешь, что все нормально настолько, насколько это возможно. Я осознал, что ее по-настоящему беспокоят совсем другие вещи. Она наикрутейшая”.
Когда речь заходит о родительстве, он говорит: “Мы не позволяем ничему отвлекать нас от времени со Сторми. Субботы Сторми. Мы к ним серьезно относимся. Я беру Сторми даже в туры. Она путешествует. У нее в паспорте больше печатей, чем у большинства людей”. Он добавляет, что среди ее любимых песен есть его собственная “Stargazing” и “Baby Shark”. Потом говорит: “Она любит термостаты. Знаешь, такие крутящиеся, которые делает компания Nest? Ох, блин”. 
Я спрашиваю его, как он воспринял тот факт, что его прежний ментор — а если все пойдет по плану, то в будущем и шурин — Канье Уэст выступил в поддержку президента Трампа. “Не знаю, бро”, — смеется он с очевидным дискомфортом. Это деликатная тема.
“В смысле, бля, я сказал ему: “Бро, остынь. Ты должен понять, что черные дети смотрят снизу вверх на тебя и на посыл, который ты раньше нес в своей музыке. Это оставит черного ребенка — это оставит любого ребенка — в недоумении". Но когда Йе чем-то увлечен — он реально чем-то увлечен. Может ему просто понравилась эта кепка или что-то еще. В жизни он имеет дело с разным дерьмом. Это семья. Ты не хочешь бросить своего бро. Все проходят через дерьмо. Он до сих пор крутой музыкант. Но он определенно задел меня этим, и я сказал ему: “Чувак, на тебя смотрят дети, понимаешь?”
Скотт возвращается к теме собственного воспитания, когда везет нас в Миссури-Сити, более обеспеченный район, где он жил с родителями после того как покинул дом Сили. Мы подходим к огромному дому, где когда-то жил друг детства Скотта. “Черт, его тачка все еще здесь, — произносит Скотт. — Гараж открыт?”. Он открыт. “Ох, блин!”. Он останавливается, а из гаража выходит белая пара около 50 лет — пускай они будут мистер и миссис А — и обнимает его под легким дождиком. Внутри дома пара кресел стоят у плоского экрана телевизора, по которому идет игра “Иглз” против “Сэйнтс”. Миссис А хочет посмотреть фото Сторми, так что Скотт открывает на своем телефоне инстаграм Дженнер. Только сегодня утром она выложила видео, в котором несколько раз пытается добиться, чтобы Сторми произнесла название ее бренда косметики. Попытки остались безуспешными, но к радости Скотта Сторми все же произнесла “па-па”. Он показывает это видео миссис А. “Слышите?” — спрашивает он с гордостью.
Скотт говорит мне, что когда он учился с их сыном в старшей школе, они позволяли им курить траву дома. Миссис А наклоняется к Скотту, прикрывая рот театральным жестом, и шутит: “Знаешь, у нас есть хороший стафф, если тебе нужно”.
Скотт ухмыляется. “Хах. Не, спасибо”, — отвечает он. — Я пожалуй воздержусь”. 
Дождь превращается в настоящий потоп, когда Скотт направляет “ламборгини” в сторону своего дома в северо-восточном районе Хьюстона — особняка в 900 квадратных метров, который он, как сообщается, купил пару лет назад чуть менее чем за два миллиона долларов.
По пути он принимает звонок от Дженнер по FaceTime, чтобы увидеть, как Сторми на борту личного самолета смотрит в камеру оценивающим взглядом. “Вот и она — привет, мама!”— говорит он. “Летишь обратно в Калифорнию? Знаешь же, что не хочешь. Я знаю, ты хочешь остаться в Техасе!”. Сторми что-то бормочет, и скоро Дженнер на заднем плане говорит: “Пока-пока”. “Посмотри на это лицо”, — произносит Скотт.
Мы разуваемся в фойе у Скотта — пол из белого мрамора говорит "без обуви в этом доме". Скотт ведет меня вверх по лестнице по пути в главную спальню. Повсюду висят винтажные постеры к фильмам, говорящие о хорошем вкусе в фантастике: “Безумный Макс”, “Чужие среди нас”. “Я ****** как люблю кино”, — говорит Скотт.
Войдя в спальню, он подключает автомат с газировкой. Над неубранной постелью висят скейтборды с рисунками Уорхола. Несколько тысяч 20-долларовыми купюрами лежат у раковины и еще больше — на столе. Дорогие часы сияют в чехлах с монограммой Louis Vuitton. Мой взгляд падает на Patek Philippe World Time с земным шаром на циферблате — они показывают время в мировых столицах от Каракаса до Эр-Рияда. Неподалеку стоят два винтажных аркадных автомата: “Терминатор 2” и “Симпсоны”. О таком налете старины Скотт говорит: “Это то, что я хотел, но не мог позволить, когда был ребенком”.
Это дворец удовольствий взрослого ребенка, — но Скотт говорит, что отцовство наполнило его голову взрослыми заботами, о которых он и не мог себе представить всего пару лет назад. Одна из них — это политика, а другая — изменение климата. Он говорит, что о последнем думает чаще всего. “Что мы делаем? Что можем сделать? Как все исправить? Ты становишься отцом и начинаешь задумывать о таких вещах, о которых никогда бы раньше не подумал, что задумаешься”. Во время промежуточных выборов в 2018 году он агитировал в Техасе за Бето О’Рурка. “Это было что-то вроде “в жопу Теда Круза”, — говорит Скотт. — Этот Бето, он толковый. Он заезжал ко мне”. Я спрашиваю, слышал ли он об Александрии Окасио-Кортез и ее инициативе по спасению окружающей среды. “Ага, — отвечает Скотт, кивая головой. — Звучит офигенно!”. 
Внимание Скотта переключается на более близкое будущее — его голова полна планов. Он говорит мне, что пишет новую музыку даже в туре. “Всегда”, — произносит он.
Он хочет сделать фестиваль Astroworld ежегодным. И говорит, что собирается “поступить в Гарвард на архитектора”, и что он перестроил дом, в котором мы находимся. Он обращает мое внимание на книжный шкаф высотой до потолка. “Видишь?” — спрашивает Скотт, за что-то потянув и открыв секретную дверь, ведущую в небольшую комнату, где он спит.
Спальня полностью покрыта "астроторфом" (искусственным газоном), как и различная мебель, включая диван в форме стручка фасоли, покрытую астроторфом оттоманку и несколько рамок для картин. “Я зову ее оранжереей”, — говорит Скотт с усмешкой. Вскоре он извиняется — ему нужно перезвонить Offset из Migos по поводу совместной работы. Дождь снаружи наконец-то закончился. В Хьюстоне семь часов вечера, в Эр-Рияде четыре утра и бог знает сколько в Астроворлде. Скотт закрывает за собой двери оранжереи, и я сваливаю.
