Тексты
Интервью: Яна Циноева. Фотографии предоставлены музыкантом.

"Я подумала: "Может быть, с этого момента жизнь и начинается?": Ooes про песню "Fade", будущее музыки и отъезд из России

Ooes — одно из музыкальных открытий прошлого года. В ее треках, вирусившихся в TikTok, не было ничего политического. Тем сильнее был эффект от песни "Fade", вышедшей в конце мая. "Я знаю, как тебе страшно одной в темноте": молодая певица не переходила вдруг на язык агитплаката, а все так же образно, в фирменной отстраненной манере пыталась зафиксировать охватившее многих паническое ощущение от жизни после 24 февраля, приметами которой стали смерть, распад, крушение мира. Визуальный ряд однозначно давал понять, чему посвящена песня.

Мы поговорили с Ooes о том, почему она задумалась об отъезде из России еще в прошлом году и что поменялось в ее жизни. А еще — обсудили будущее музыки, обязанность артиста быть включенным в общественную жизнь и поискали поводы для оптимизма (нашлось не так много).



— Что ты делала 24 февраля и что почувствовала в тот день?

— На тот момент мы уже уехали в Стамбул. Мы — это я и мой молодой человек Сережа, который пишет всю музыку. 21 февраля уехал он, 22 — уехала я.

24 февраля я проснулась, он уже сидит в новостях в телефоне. Я хватаю свой телефон и вижу объявление <>. Мы час молчали в полном шоке, — было ну очень страшно. Что делать? Было маленькое чувство облегчения — фух, успели. А потом резко: "А куда успели-то?"


— Вы уехали из-за новостей, что Россия собрала войска на границе?

— Мы собирались еще полгода назад, потому что гайки все крепче и крепче. В декабре уже было понятно, что развязывается какая-то новая история с Украиной — точнее, продолжается старая. Я замечала какие-то высказывания в тиктоке… В декабре уже было понятно, что нужно намечать планы по сбору чемоданчиков. В январе информационная повестка стала такая, что еще немножечко — и всем пиздец.


— Уехать из страны — серьезный шаг. Покинуть привычное общество, оставить семью.

— Накапливается критическая масса: комплекс ужасных вещей, которые случаются в стране и очень плохо влияют на жизнь, на свободу, на внутреннее ощущение. Например, когда посадили Навального, на митинг вышло колоссально мало людей, были избиения ОМОНом, политзаключенные, куча других отвратительных вещей. Если об этом не задумываешься, то привыкаешь. Думаешь: "Да, пиздец, — но не настолько, чтобы уехать в неизвестность".

Я абсолютно не была готова начинать жизнь в другой стране. Но <> стала пинком под жопу.


— Сейчас вы в Тбилиси, но улетали в Стамбул — сначала хотели там жить?

— Нет, просто, в Грузию нет прямых рейсов. Еще были вбросы, какой здесь [в Грузии] негатив от местных людей из-за наплыва русских. Мы не были готовы сталкиваться с новыми проблемами. Поэтому Турция стала хорошим островком на месяц, чтобы понять ситуацию, понять, как жить дальше и где.

В Турции есть свои нюансы — мне там было более беспокойно, чем в Грузии. Грузия — это постсоветская страна, она намного более понятна русскому человеку. Все наше комьюнити — продюсер Глеб, Стас, вся команда — они сразу переехали в Грузию, и звали нас, потому что вместе проще переживать ситуацию.


— Кто-нибудь в твоем окружении поддерживает <>?

— Мне, наверное, повезло — у меня нет ни одного человека в окружении, кто это поддерживает. Но если бы я осталась в России, я думаю, что я бы встретила людей или знакомых, которые бы поддерживали убийства людей. А так я приехала в страну, куда приехали все, кто против любой <>, против убийства любых людей.

Но эти люди есть [среди слушателей], они пишут мне в личку: "Мы в тебе разочаровались, ты не на той стороне". Если бы не это, я бы думала, что все всё понимают. А когда я это читаю, когда вижу, что они существуют, мне становится хуже.


— Они отписываются?

— Нет, ты знаешь, они пишут, как они, значит, разочарованы, при этом они все еще подписаны. И я, чтобы сохранять спокойствие и энергию, просто захожу на их странички и сама их отписываю от себя.





— У тебя вышел клип "Fade" — очень символичный и злободневный.

— Песня была написана в Турции в начале марта. Все мои страшные эмоции, все ужасные чувства были на пике.

Я знала, что наша музыка изменится. И я поняла, что <> — это то событие, которое должно стать переломным моментом. Я не знаю, как музыка будет меняться дальше, но эта песня, я считаю, произвела некую трансформацию.

Это песня-послание для трех девочек. Первое — для украинской девочки, которой сейчас очень-очень страшно. Второе — для российской девочки, которой тоже очень страшно — в других условиях, в других страхах, но ей тоже очень страшно. И третье — это просто для себя, потому что тогда мне было пиздец как страшно. И до сих пор.

Я надеюсь, что я смогла совместить 3 этих послания, 3 этих мысли, во все 3 стороны о поддержке, которую я пыталась оказать.


— Как придумывали эти образы в клипе?

— Мы сидели в баре, который открыла русская женщина в Тбилиси, и просто перекидывались образами, которые возникли при прослушивании. Я вообще не умею визуализировать музыку, поэтому Саша, режиссер, взял большую часть работы на себя. Мы как-то накидали, а потом он присылает тритмент, я смотрю и говорю: "Да, это вообще то! Я не знаю, как ты это сделал, но это охуенно".


— А вы думали, безопасно ли это выпускать?

— Конечно, да. У нас каждый кадр обсуждался. Был отдельный подпункт — насколько это опасно для меня. Если нажать на стоп-кадр на “иконах”, можно увидеть отсылки ко всяким страшным вещам, которые происходят в России.


— Расскажи, какие это отсылки.

— На первой "картинке" всадник замахивается на женщину — это отсылка к митингам. На второй "картинке" правителя осыпает золото, на столе лежит ребёнок — отсылка к коррупции и безучастии в жизни общества. На третьей "картинке" Богоматерь закрывает Иисусу глаза — это реакция на две другие "картинки".

В первой сцене клипа, где я в горах — я отражаю россиянок/россиян, которые понимают, что происходит, но они не хотят, чтобы это происходило. Во второй сцене, где у меня зализаны волосы и с картинами, обливающимися кровью, — это я, россиянка, которая понимает, что происходит, и поддерживает это.

В последней сцене — я украинка, которая проснулась 24 февраля, вышла и охуела. Ей в лицо летит комета, которая разрушит все, что она знала.

Третья сцена, конечно, самая страшная и самая насыщенная по отсылкам. Мы долго думали, насколько это безопасно. Еще есть две значимые отсылки — с маникюром и человеком на велосипеде.


— Осуждение встретила?

— Ну слушай, всегда есть чувачки, которые пишут в комментариях: "Насколько жирно, зачем это делать". Есть мой любимый тип людей: "Зачем политика в музыке? Мы слушаем музыку, чтобы отдохнуть".


— Артист должен выражать гражданскую позицию?

— Позиция в музыке "я вне политики" капитально меня триггерит.

Мой подход к музыке — я пишу то, что чувствую. А все, что происходит в мире, в стране, не дает мне шанса чувствовать себя охуенно. Когда я пишу, я вскрываю самые тревожащие меня чувства, то, чем мне хочется поделиться. Чувства, которые я смогу найти в других людях, чтобы возникла какая-то поддержка.

А вот музыканты, которые говорят, что музыка вне политики — они, типа, че? У меня, знаешь, вообще нет слов. Я в ахуе, вы что на другой планете живете? У вас другая политическая ситуация что ли? У вас интернет другой? Я просто не понимаю, вы настолько не эмпатичные, вы настолько бесчувственные, что вы вообще нихуя не можете через себя пропустить?

Это не значит, что я говорю: "Вы все должны сейчас сесть и писать про политику". Я знаю, что так не бывает. Все равно хочется написать про любовь или про другие проблемы, которые тебя беспокоят. Или наоборот что-то веселое написать, чтобы поддержать людей и дать им реально 2 минуты отдыха. Вообще прекрасно понимаю. Но, тем не менее, музыка вне политики существовать не может, так же, как и человек. Еще раз хочу подчеркнуть, что негативно высказываюсь в отношении позиции “музыка вне политики”, а не к музыкантам, которые не хотят писать политизированную музыку и высказывать.


— Кажется, тут много факторов. Кто-то боится, не может уехать — и молчит. Кто-то, возможно, так перерабатывает свой стресс — не в грустную песню, а в трек про телки, деньги. Но есть еще вопрос ответственности перед слушателем.

— Блин, я не знаю насчет ответственности перед слушателем. Я ее, если честно, не испытываю. Я испытываю только ответственность перед самой собой. Я знаю, за что мне будет стремно, а за что — не будет.

Вот конкретно сейчас вместо этой песни я не хочу выпускать еще что-то. Я знаю чувства людей, я знаю свои чувства, я знаю, что мне нужна поддержка, и я больше чем уверена, что есть люди, которым тоже нужна поддержка.

А треки, которые выходят сейчас — это моя такая теория, — челики просто выждали несколько месяцев после всех этих громких событий и “вроде подулеглось, можно выпускать”.

Если честно, я очень верю в российскую музыку. Мне кажется, что она так же, как и наша с Сережей музыка, впоследствии претерпит изменения — очень даже хорошие. Потому что произошло событие, которое постучалось в твой дом и которое перевернуло твой мозг. И, мне кажется, мысли тоже поменяются.


— Как ты думаешь, какой она станет? Что изменится?

— Не знаю, мне очень интересно самой на это посмотреть. Когда выходят новинки, я их слушаю в надежде! И это правда происходит. Вот, пожалуйста — трек Земфиры. Был бы он, если бы не все это?

Все равно уже есть изменения и мыслей, и настроения в музыке. Меньше становится телок этих, как ты сказала, бабки, вся эта пыль — ее становится меньше. Возможно, станет еще меньше, возможно — нет, вместе посмотрим.


— У тебя самой пишется музыка в таких условиях?

— Как бы это ни было ужасно, но мне кажется, вот именно в самых неприятных условиях существования творчество живет, существует и растет. Когда я в зоне комфорта, я могу создать ровно нихуя. Или что-то, что будет абсолютно неинтересным, неаутентичным, вообще никаким.

Я не знаю, как создают музыку другие люди — я пипец как размеренно это делаю. Только когда я реально чувствую, что сейчас надо сесть. В Стамбуле у меня был сгусток страшных эмоций. Я понимала, что надо сесть, потому что если я в себе это оставлю, то сойду с ума.

После переезда зона комфорта сразу отключилась, и я снова почувствовала жизнь. Я подумала: может быть, с этого момента жизнь и начинается? Не существование, а реально жизнь.


— Что изменилось в Тбилиси в плане комфорта?

— Появилось много проблем, о которых я вообще не думала. Они ежедневные, они постоянно есть, они вызывают чувство дискомфорта. И морально тоже тяжело, потому что все друзья остались в России и не могут уехать. Родители тоже остались в России.

Однако, одно хорошее перебивает все плохое — я чувствую себя свободной. Чувство свободы — оно пипец какое ярковыраженное здесь.


— Что сказали родители?

— Мама думала, что мы поехали в Турцию на отдых. За день до отлета я пришла к ней на работу: "Мам, мы это, тикаем, так сказать". Она говорит: "Ну отдохните", я говорю: "Вряд ли".

У нас было разное восприятие того, что происходит. Мама не сидела 24/7 над новостями, мама 24/7 работала. Поэтому потом она такая: "Давай возвращайся, хватит дурить, все нормально". Когда я сказала, что мы едем в Тбилиси, она, наверное, смирилась, что я не скоро вернусь.


— На что ты живешь, на деньги со стримов?

— Да, мы все (команда проекта — Прим. The Flow) живем на деньги со стримов. Где-то за полмесяца до 24 февраля у нас снова начали залетать треки. "Ночь" — это старый трек, начал залетать повторно, и еще "Магия" — первый раз начала залетать, суперклево все было. Потом началась <>, потом отключился спотифай, статистика резко упала.

Пока мы живем на заработанные в прошлом квартале деньги. А что будет в следующем квартале и через квартал, я вообще не знаю. Короче, живем одним днем…


— Насколько реалистично давать концерты в Грузии?

— Глеб собирается делать концерт, но не чтобы заработать денег, а просто — сделать концерт.

Наша команда собирается организовывать фестиваль в поддержку беженцев, чтобы вся сумма от билетов пошла на благотворительность. Там пока еще не сложилось, но я тоже собиралась на нем выступать.

А вообще план — просто писать музыку и смотреть, что будет дальше.


— Какие планы вы строили до 24 февраля?

— Плюс-минус такие же. Мы в декабре думали, что было бы здорово съездить как раз в Грузию и посмотреть. В Грузии есть русское музыкальное комьюнити. Тбилиси — столица техно-музыки, а Сережа обожает техно-музыку, и я тоже люблю.


— В каком настроении ты пребываешь?

— Я не знаю, так нехорошо говорить, но стало спокойнее. Когда началась <>, мы стали намного чаще пить алкоголь.

Я понимала, что это почти единственное, что может сгладить ситуацию в моей голове. И несколько недель в Тбилиси было то же самое. Но нихрена мне не помогло, алкоголь — лютый депрессант, становилось только хуже. Пока я внутренне не смирилась с тем, что теперь моя жизнь — она вот такая.

Единственное, что меня отвлекло — это бытовые проблемы типа стройки за окном — надо было как-то их решать. Или найти новых квартирантов — поработать риэлтором внезапно. Или найти квартиру в нужном ценовом диапазоне в центре города, чтобы еще без тараканов. Потом съемки клипа, общение с ребятами, коммуникация с теми, кто тебя понимает — это вообще пипец как помогло. Алкоголь — нет, а все остальное — да.


— На что надеяться России?

— Я не знаю, честно. Я что, вправе советовать, кому как жить?

Делать все возможное для того, чтобы сохранять спокойствие внутри себя. Делать много полезных вещей конкретно для себя. Потому что все изменения начинаются сначала с одного человека, а потом уже распространяются дальше. Так что заботиться о себе, беречь себя в первую очередь, а потом уже других.

Что он рассказал в большом интервью про наркотики и зависимость
Белая Чувашия, новый артист Газа и сайд-проект Дельфина
Платиновый выпуск
Что посмотреть на выходных. Без спойлеров