"Мама восхищается, что я веду себя дерзко и развязно". Честное интервью Рианны

Я тщательно подобрала наряд для нее. Так, будто собиралась к хорошей подруге, судорожно перебирая в голове все, что ей нравится. Или, как я думала, ей нравится. Я заказала машину на Uber Black — самый роскошный класс из тех, что предоставляет сервис. Водитель сообщил, что поездка до Малибу займет примерно полтора часа. Довольно длительный период, чтобы скрывать цель моего путешествия.

— Я еду на встречу с Рианной, — перекричала я радио.

Водитель сделал звук потише.

— С Рианной. Еду на встречу с ней, чтобы взять интервью. Вот куда мы едем.

— Серьезно? Класс! — сказал он. — Люблю ее. Она такая простая. Она всегда остается в отличных отношениях со своей подругой и семьей. Вот она и Мелисса, я считаю, они лучшие подружки-селебрити. Всегда так считал.

— Мелисса Форде, — добавила я, чтобы показать, мол, понимаю, о ком идет речь.

— Я сфоткался с ней! Гляньте!

Со скрываемым скепсисом я взяла телефон, который он протянул. На его экране в самом деле был он, в костюме, приобняв Рианну. Она улыбалась. “Она услышала мой акцент и спросила, откуда я родом. Она такая хорошая. Я знал, что она такая”.

— А откуда вы?

— Западная Африка, Республика Нигер. Я приехал, чтобы играть в футбол за Университет Айдахо. Кстати, это еще одна вещь, которая мне нравится в Рианне – она любит футбол.

Следующие два часа я расспрашивала Умару Идрисса о том, как он выживал первые пять лет в Лос-Анджелесе, когда его студенческая виза закончилась. Он ночевал в прачечных, отсылая скудные сбережения на родину, где голодали его 25 братьев и сестер. Мы ехали по дороге вдоль пляжа молча, пока наш джип мчался вдоль скал, возвышавшихся над лазурной гладью воды. Наверное, мы оба думали о Рианне.

— Хотите я спрошу у нее что-нибудь для вас? — поинтересовалась я.

Умару долго размышлял над моим предложением. “Да. Спросите ее, когда она собирается посетить Западную Африку? Звезды не любят туда ездить, потому что это бедный регион. Я думаю, что Рианна может изменить это и стать примером для других артистов. Спросите еще, может, ей нужен водитель или телохранитель? Или репетитор по французскому?”

— Или футбольный тренер, — добавила я, когда мы остановились возле Geoffrey’s, роскошного ресторана в Малибу. Я предупредила Умару, что задержусь, но он пообещал забрать меня после интервью. Потому что хотел знать ответ на свой вопрос.

— Не волнуйтесь, — выкрикнул Умару, когда я выскочила из машины. — Она на самом деле чудесная.

Следующих полтора часа я провела с Дженнифер Розалес, “круглосуточным” ассистентом Рианны. Мы заказали выпить и обсудили планы на будущее. Каждый раз, когда мне казалось, что я пьянею, я отщипывала кусочек хлеба, и только почувствовав, что снова трезва, выпивала еще. Было сложно находиться в этой суете так долго, но мне воздалось. Когда Джей Браун, менеджер Рианны, пришел сказать мне, что это одно из первых ее интервью за многие годы, я лишь нервно засмеялась. И поперхнулась. Потому что появилась она.



Красные губы, длинные ногти сияющего лавандового цвета, одновременно и черная, и белая тушь — абсолютно непонятная мне. На цепочке сверкала надпись “FENTY”, ее фамилия. Умару был далеко не единственным, кто раскусил, что делает Рианну особенной. Профессор по истории лесбийского искусства сказала мне, что Рианна “настоящая”. Остальные использовали эпитеты “волшебная” и “невероятная”. Но каждый раз, когда я пыталась понять, что же она такого сказала или сделала — просила привести в пример конкретные слова или случаи — все терялись в ответах. Однако один друг вспомнил серию “Битвы стилей” с участием Рианны и подытожил: “Про нее ты смогла бы сказать, что она хороший человек”. В общем, ничего из этого мне так и не помогло.

Рианна приветственно приобняла меня, и мы присели перед двумя бокалами белого вина. “У тебя восхитительные глаза”, — бросила она, придвигая стул поближе.

— Смотрю на тебя и вижу только эти маленькие точки, все остальное меркнет.

— Ну что ж, взаимно, — сухо ответила я. — Уж поверь.

Наверное, это был самый нелепый комплимент, который ей когда-либо говорили, но мне казалось, что восхвалять ее — явно не лучший вариант. Я опустила глаза на свои аккуратно выведенные вопросы в поиске наиболее подходящего из них для начала беседы.

— Ты часто гуглишь что-то в интернете? — спросила я. — Если да, то что?

— Да все подряд. Могу валяться и гуглить всё о родах. Или иногда еще более неожиданные вещи, чем роды. Роды — это еще нормально. Я искала размеры определенных частей женского тела, как сильно они могут увеличиваться и что происходит потом…

— Все будет нормально, – сказала я со знанием дела, и добавила. — У тебя особенное тело. Ничего из найденной информации не применимо к нему.

Я спросила, какие приложения есть в ее смартфоне, она упомянула какое-то с названием Squaready.

— Оно подгоняет любую фотографию под формат квадрата для инстаграма.

— Ты сама ведешь свой инстаграм?

— Конечно. Это единственный способ сделать так, чтобы все было, как надо. Мои фаны могут заглянуть за кулисы вместе со мной. Я не могу их обманывать.

Рианну часто можно увидеть в инстаграме в довольно откровенных нарядах – например, в купальнике и с детенышем обезьянки на руках – и она всегда выглядит прекрасно. Всегда живая, но не вульгарная. Мне казалось, что такое идеальное тело, как у нее, никогда не должно быть полностью обнажено или открыто. Она попыталась объяснить, что делает фотографию хорошей: “Нет такого правила, в котором бы говорилось, должна ты быть одета или нет. Я хочу видеть обнаженную женщину, которой все равно, голая она или нет”.

— Согласна, — подтвердила я. — Просто получать эстетическое наслаждение от красоты тела.

— Да. Мужчины так делают — и я тоже могу.

Вдруг Рианна вскинула в воздух руку, двумя пальцами показывая пацифик. Я обернулась и увидела пожилого белого мужчину, пытающегося сфоткать ее, притворяясь, что делает селфи. Она улыбалась, но я чувствовала, что ее это напрягает и просто показала средний палец. То-то же. “Простите”, — только и сказал мужчина. Все за его столиком выглядели обиженными, жуя свои креветки. — “Никогда так не делал”.

“Все в порядке, — заверила она его. — Вам повезло, что я не ела, иначе любовались бы вы жуткой фотографией”.

Посмотрев на себя на фото, мы выпрямились. Я пригладила блузку.

— Могу я узнать, что это? — указала она на мой наряд.

— Yves Saint Laurent, винтаж.

— Твое чувство стиля…В смысле, я даже говорить нормально с тобой не могу.

— Спасибо, — ответила я. — Я подбирала наряд для тебя”. Одно из самых захватывающих развлечений нашего времени — наблюдать за страстным увлечением
Рианны модой. Все просто сошли с ума от того гигантского желтого плаща-накидки, в котором она появилась на бале института костюма Met Gala. Такой же эффект был, когда она стала первым темнокожим лицом Dior. Такой же бум произвели ее трафаретные джинсы от SonyA Sombreuil. Быть Рианной классно. По крайней мере, так кажется со стороны.

— Можешь описать, как все происходящее выглядит твоими глазами?

— Ты человек, который смотрит в будущее, — предположила она. — А не тот, кто живет настоящим.

— Ну да, — подтвердила я, зная, что это заведомо плохая черта.

— Вот и я. Только сейчас я начинаю осознавать свой успех, чувствовать его эмоционально. Я привыкла чувствовать себя небезопасно в момент, когда все происходит. Кажется, что земля уходит из-под ног, потому что это всё может закончиться прямо здесь и сейчас. И вот теперь, когда все наслаждаются настоящим, я думаю о будущем. Я не хочу заблудиться в этом саду триумфа.



Именно так происходит, когда ты всего за 10 лет проходишь путь от простого ребенка с красивым голосом до звезды, чьи альбомы разошлись тиражом 54 миллиона копий. Не верьте фотографиям. На каждую сделанную фотографию с вечеринки у бассейна приходится десять неснятых кадров, на которых она просто вкалывает. Почти каждую ночь, когда все спят, Рианна работает в студии. Она должна была туда направиться после нашей встречи, Дженнифер ранее сказала, что Рианна будет записываться до утра. Пока мы общались, в студии ее дожидался звукорежиссер — так же, как и я, час назад. У Рианны сейчас нет времени на развлечения, под категорию развлечений подпадают и свидания.

“Мужчинам нужно внимание, – пояснила она. – Это их пища. Тот маленький толчок для эго, который переносит их из “сейчас” в “потом”. Это я буду делать для своей семьи. Это я буду делать для своей работы, но пока что я не готова этого делать для мужчины”.

Я рассказала, что у меня ушло много времени на то, чтобы найти мужчину, который бы не боялся моей успешности. Рианна тихо добавила: “Я все еще ищу”.

Взглянув на нее, я вспомнила, что тысячи людей каждый год гуглят фразу “Глаза Рианны”. И вот они передо мной: пара пьянящих светло-коричневых звездочек. Я отпила вина: “Что тебя заводит?”

Она задумалась, перебирая пальцами свою золотую львиную гриву. “Меня заводят образованные мужчины. Они могут меня заинтриговать. Они не обязательно должны иметь какую-то ученую степень, но они должны знать другие языки или интересоваться тем, что происходит в мире, историей, искусством или музыкой. Мне нравится узнавать что-то новое. Мне нравится сидеть за партой”, — объяснила она и жестом показала, чтобы я спряталась от солнца, придвинув стул поближе к ней. Так и поступила. Теперь мы сидели плечом к плечу.

Я поняла, что могу выяснить кое-что еще. “Слушай, ты ведь не собираешься сейчас заводить детей? Интернет взорвется, когда я напишу, что ты гуглила что-то о родах”.

Она засмеялась и заверила меня, что в ближайшее время ничего такого не ожидается; у нее просто есть страхи по этому поводу. Мы заинтересовались, есть ли название для такого страха, и Рианна достала телефон.

— Фобия большой вагины... Глубокой… Кошмар! Не могу поверить, что я печатаю это.

— Подожди, – остановила ее я. — Проблема не в глубине, а в ширине.

— Глубина тоже важна, ага!

— Хах. Я думала... мне всегда казалось, что у нее есть дно.

Рианна засмеялась.

— Поверь мне, если мужчины не могут почувствовать ее дно, то им кажется, что они запускают пушечное ядро.

Под пушечным ядром она подразумевала запуск в пространство — во что-то бесконечное, как космос. Мужчинам нравится знать, что у их женщины есть какой-то предел, что она конечна. Это невозможно. Ты хочешь быть везде, но и у самого предела. Быть здесь и сейчас, но на шаг впереди.

Я спросила, когда она впервые узнала о сексе.

"Ну, это такой человеческий инстинкт, о котором ты узнаешь очень-очень рано”. Я согласилась, потому что в нас действительно есть какая-то врожденная сексуальность. “Но где-то в лет 11 девочки начали обсуждать, что они делали, а что нет. Я на тот момент даже с мальчиком ни разу не целовалась, поэтому чувствовала себя неуверенно, мне всегда казалось, что я никогда не буду готова к этому или не буду знать, что делать. У меня то и сисек еще не было”.

Спустя пять лет, когда у нее уже появилась грудь, Рианна улетела из Барбадоса в Нью-Йорк, чтобы записать демо. Она едва заметно отстранилась в кресле, когда я подняла этот вопрос. “Я бы никогда не смогла сделать это, – рассказала она. – Отправить мою единственную дочь в какую-то другую страну, к людям, с которыми она только что познакомилась. Наверное, сам Господь Бог отнял у Моники Фенти все эмоции, и лишь поэтому она сказала: “Хорошо, езжай.” Я до сих пор не могу понять, как это случилось. Но спасибо Богу за это.”

Казалось, что какая-то часть Рианны все еще не осознает, что она добилась такого успеха. Я вспомнила себя в 27: в то время моя мама все еще надеялась, что я вернусь в колледж и найду нормальную работу.

— Чем можно поразить твою маму?

— Она постоянно восхищается, если видит, что я веду себя дерзко и развязно. Когда знает, что я могу за себя постоять. Она чувствует себя спокойнее, понимает, что ей не стоит за меня переживать.

Я хотела спросить, каково это — быть успешной темнокожей женщиной в Америке, но мне показалось, что это прозвучит некорректно; может, сейчас она считает мир свободным от расовых стереотипов. Поэтому я адресовала вопрос юной Рианне и спросила, почувствовала ли она, что в Нью-Йорке как-то по-другому относятся к различными расам.



Она замялась, но, когда я нервно начала извиняться, остановила меня. “Знаешь, я заметила другое отношение к себе. Точнее, поняла, что моя расовая принадлежность на что-то влияет. Например, когда мне приходилось решать деловые вопросы”. Деловые вопросы. Это значило, что всех абсолютно устраивает, если молодая темнокожая женщина поет, танцует, тусуется и выглядит сексуально, но все меняется, когда дело касается переговоров, заключения сделок. Она вдруг начинает понимать, что ее кожа темного цвета. “И, знаешь, это никогда не заканчивается. Это до сих пор волнует людей. Именно поэтому я хочу убедить всех, что так нельзя. Это вдохновляет меня: я знаю, чего они от меня ожидают, и я с нетерпением хочу показать им, что вот она я, кто превзойдет все их ожидания”. Она говорила как молодой темнокожий профессионал, пытающийся добиться своего в мире бизнеса, и, мне кажется, у нее получилось, но совсем по-иному.

“Но я вынуждена всегда помнить, — продолжила она, глядя на диктофон. — Помнить, что эти люди оценивают тебя по тому, как ты выглядишь. Их запрограммировали, что, как только они видят темнокожего человека в худи, они должны крепче хвататься за свой кошелек. Для меня это показатель глупости, будто люди судят книгу по обложке, не зная ее содержания”.

Мы — это не просто цвет кожи и шмотки, но в то же время мы ждем от звезд, что они будут показывать себя через внешний облик - это просто и понятно. Если у Рианны и есть “фишка”, то она заключается в том, что она эту фишку часто меняет. Когда артист позиционирует себя, как часть мира искусства, он должен быть необычным настолько, чтобы убедить в этом интеллигенцию. Рианна не такая. У нее нет какого-то особого образа, как у Бейонсе, Леди Гаги, Мадонны или других звезд того же уровня. Ей не надо создавать что-то новое вокруг себя, потому что у нее уже это есть — душевность, и она чувствуется в каждой мелочи, которую делает Рианна.

Душа — забавная штука. Она остается неизменной, даже когда все вокруг переворачивается с ног на голову, или когда сердце делает плохой выбор. Душу не заботит, что хорошо или плохо, правильно или неправильно — она просто настоящая. Вечная. Кажется глупым рассуждать о таких вещах, именно поэтому никто не смог точно объяснить мне, что особенного в Рианне. Родственные души просто чувствуют друг друга. Я ни разу не говорила вам, что она красивая, потому что это не то, что я поняла. С того самого момента, когда она села за столик, мы влюбились друг в друга. Мы были самые беззаветно влюбленные люди во всем мире. Солнце, наконец, зашло за горизонт. Мы проговорили почти два часа и у меня остался еще один вопрос.

Умару даже не спросил! Точнее, ему и не понадобилось. Я безумно хотела рассказать ему о том, какая Рианна. “Знаю”, – прошептал он, выезжая на магистраль.

— Я показала ей вашу с ней фотографию, — сказала я. — Она не могла поверить в такое совпадение. Еще она сказала, что вы тогда были очень со вкусом одеты.

— Не может быть!

— Да. И она ответила на ваш вопрос.

Дрожащими пальцами я отмотала диктофон немного назад. Удивительно, но это был самый захватывающий момент за целый день. “Хорошо, вот эта часть”. Умару кивнул, и я нажала на play: “Знаешь что? Если я когда-нибудь отправлюсь в Западную Африку, то только с бесплатным концертом”. Теперь я узнавала легкий барбадосский акцент в голосе Рианны. “Я хотела бы сделать что-то для этих людей. Возможно, мы могли бы организовать целый фестиваль, как это делал Боб Марли. Просто для людей. И если они будут лезть через заборы, пускай перелазят”.

Ночь настигла нас, когда мы подъезжали к Лос-Анджелесу. Дорога к Рианне заняла у нас несколько часов, но домой мы доехали в два раза быстрее. Слишком быстро. Мы с Умару договорились поддерживать связь и попрощались. Перед тем, как зайти домой, я притянула блузку к лицу, она все еще пахла духами Рианны. Проблема таких романтических моментов в том, что вся их прелесть теряется при пересказе. Мой муж и трехлетний сын искренне пытались, но так и не смогли понять, насколько всепоглощающей и удивительной была эта встреча с Рианной. Хочу сказать, что спустя время даже я начинаю сомневаться, значило ли для нее все это столько же, сколько и для меня. Хотя это и не важно. Мое сердце до сих пор выскакивает из груди, когда я вижу ее лицо.