Валюта Скуратов: “Мой звук — как игрушка с вьетнамского рынка”

Уже восьмой год на The Flow действует проект "Новый флоу". Он рассказывает о новичках, в которых мы верим, которых слушаем и любим сами, в которых видим самобытность и искренность.

В разные годы героями "Нового Флоу" становились Feduk и Obladaet, Недры и Sqwoz Bab, Ic3Peak и Лауд, Алена Швец и Loqiemean, GSPD и SP4K. Надеемся, что и этот сезон откроет для вас любимых артистов.


Валюта Скуратов появился на радарах в прошлом году, когда мы услышали его на фите с Lovv66, и с тех пор все, что он делает, вызывает любопытство. Борис (так на самом деле зовут Валюту) пишет свою музыку сам, и смешивает в ней лаунж, фонк, боссанову и много чего другого. Это самобытное полотно дополняется курьезными историями в текстах и строчками вроде “Официанту похуй, что я с язвой. Он несет, что скажут”. Но в его сторителлинг порой врываются и серьезные темы, например: “Дети — цветы жизни / Видел я букеты, их ставят в меф-воду / Вянут в кувшине / Их ложат отпетых в сосну, позолоту”. Валюта многое видел: он вырос в Альметьевске, где до сих пор есть различные столкновения подростков, ходил в детстве на экскурсии в колонию, жил в закрытом интернате, а затем пошел в армию, чтобы больше никогда не попадать в гипермаскулинное сообщество. Весь этот опыт отражается и на его творчестве: отсюда и строчки про опасность наркотиков, и продюсерские находки вроде голосового от секс-работницы в одном из треков.


— Недавно у тебя был сольный первый концерт в “Тоннах”. Как все прошло?

— Я удивлен, что все прошло без каких-либо заминок: никто не отравился, никто полицию не вызывал. А сам концерт мы готовили очень долго, старались. Конечно, мы его поздно заанонсили, но в остальном все нормально. Со стороны, конечно, виднее: все, кто там был из моих знакомых, говорят, что атмосфера даже семейная была, все друг друга знали, хотя это действительно был мой первый концерт.


— А до этого у тебя был опыт выступлений? На каких-то сборных ивентах или фестивалях?

— Я в Чебоксарах живу, а меня звали за тысячу километров, надо было день в поезде ехать, чтобы выступить. Или поступали предложения, но потом люди просто переставали выходить на связь. А, ну и еще однажды я у Lovv66 в Казани выступал, это вообще кошмар был.


— Почему?

— Это в принципе мой первый раз был, я очень сильно загнался. Там снимали со сцены, меня отмечали в историях. Прошло сколько? Больше полугода, и я до сих пор ни одно это видео не посмотрел.


— У тебя какая-то масштабная география. Ты сам из Альметьевска, жил в Казани, в Йошкар-Оле, сейчас живешь в Чебоксарах. Как получилось, что ты постоянно переезжаешь?

— Ну, в Альметьевске вообще долго задерживаться не стоит. Там просто нечего делать, там хорошо живется, хорошо отдыхается, но нет никакой работы. Я уехал в армию в Оренбург, оттуда в Казань работать. Думал, что поступать пойду, но в итоге работал то там, то сям. Потом познакомился с девушкой, она из Чебоксар, но училась в Йошкар-Оле — так я переехал к ней, а потом сам поступил в Чебоксарский университет. Сейчас я там и живу, и учусь.

— Ты говоришь, что в Альметьевске нет работы, наверное, там и с музыкальным комьюнити тоже не очень. А в остальных городах, где ты жил, был музыкальный движ?

— Вообще нет. Когда я переехал в Казань, постоянно писал организаторам, и мне просто отказывали. Ни с кем я там не двигался, наблюдал за всем со стороны.

Когда готовился к переезду в Чебоксары, я надеялся, что там хоть что-то будет. Все-таки оттуда сколько деятелей вышло: Карандаш, ATL, Acidhouze вообще весь. В итоге мне рассказала знакомая девушка, что просто все в Москву уже уехали. И я тоже ни с кем не могу контакт найти, хоть и пытаюсь.

Мне кажется, самый рациональный вариант — подождать, когда будет настолько много предложений, что можно будет переезжать в Москву без каких-то опасений.


— Читала в свое время книжку “Слово пацана”, она про группировки татарстанских подростков, которые делили города на квадраты и вели за них бои. В Альметьевске было что-то такое?

— Да, к примеру, там есть район Гестапо, в котором я жил, еще были Чили, Париж, Техас даже — короче, это просто поселок Тихоновка так назвали. Как-то мы сидели с моей тетей, и я ей рассказал, что такое деление есть, и она удивилась: “Нифига себе, до сих пор?” А тетке тогда было 50 с чем-то лет, короче. Гопников в Альметьевске в нулевых было достаточно много, они многих щемили, отжимали что-то, били, были разборки на улице, периодически людей убивали, но это стабильно, мне кажется, во всех городах есть.


— Расскажи о своем детстве?

— Отца я не знаю толком, родители развелись, когда мне было три года, но я его вообще не видел. Я жил с матерью, бабушкой и братом в квартире бабушки. Это была трехкомнатная квартира, которую выдали еще деду: старая хрущевка без ремонта. Район — не прямо гетто, но не самый благополучный.

Брат старше меня на пять лет, он меня почти всему научил, он слушал очень много музыки и много мне чего показывал. Он был постоянным обитателем Rap.ru, InDaRNB.ru и прочих форумов, показывал мне Chief Keef, A$AP Rocky.

Если так подумать, я с детства хотел музыкальную деятельность вести, просто не было идей, то рок, то рэп, и вот поэтому пошел в музыкальную школу, хотя это было скорее с подачи мамы — чтобы я на фоне альметьевской молодежи не занимался херней. Но в целом, я думаю, если сейчас мама узнает, что я занимаюсь музыкой, она это, наверное, не особо оценит.


— Почему ты это скрываешь?

— Ну, пока что в этом нет нужды…

Она мне, короче, говорила, что если я пойду в музыкалку и закончу там класс трубы, все в армии будут картошку чистить, а я — в оркестре играть. Но когда я в армию пошел, никакого оркестра там не было.

Параллельно с этим я ушел в другую школу, которая была закрытым интернатом, и там я содержался до 11 класса — по выходным уходил домой. Были, конечно, дети, которые там оставались, но там не было сирот. Я просто там жил, чтобы не попасть под чье-то дурное влияние: брат поступил в вуз, и я остался совсем один, никто за мной следить больше не мог.


— Армия — это твой осознанный выбор, или просто выбора не было, и ты пошел?

— Это был осознанный выбор, но мама с ним, конечно, боролась немного. До поступления был еще целый год, а я маме сказал, что пойду в армию. Она в ответ: “Херней не занимайся, пойдешь учиться”. Потом она в итоге согласилась и начала мне помогать. А чтобы пойти в армию, надо очень сильно побегать, всякие анализы сдавать. Ну, в итоге, меня начали уже в военкомате отговаривать, но я просто не хотел скрываться девять лет, а 300 тысяч рублей на военник не было.

Ну, еще я жил в интернате, там были одни мальчики. В какой-то момент я понял, что это очень сильно сказывается на социализации, и подумал, что нет, больше в такой компании я быть не хочу. Я хочу жить в нормальном обществе. Пошел в армию, отслужил и вернулся, все.


— Получается, что ты наоборот стремился к гипермаскулинному обществу.

— Я пошел в армию, чтобы в него больше не попасть — отстреляться и забыть.


— Твои строчки: “Нас водили с классом в детскую колонию / Кто хотел злодеем стать, кто Тони Монтаной” — правда было?

— Такая практика в принципе распространена по всей России, насколько я знаю. В основном водят мальчиков в мальчиковые колонии. Наверное, ты помнишь, лет десять назад была романтизация всей вот этой блатной жизни, то есть у меня были знакомые, которые реально хотели пойти по стопам этой культуры. Ну, и нас водили в детскую колонию, где уже сидели маленькие зэки и говорили: “Нет, не надо, пацаны, подумайте, все хорошо на воле, нам тут не сладко жить, все эти понятия нам не нравятся”. Ну, и кто-то потом возвращался к этой теме, кто-то нет уже, но вообще, многие передумывали.


— А на кого ты сейчас учишься?

— Обеспечение национальной безопасности. Это юрфак, по сути — я изучаю уголовное право, в этом году еще буду изучать криминологию. В целом, я так и не понял, кем я буду, когда я выучусь. Мне сказали, что я могу быть и полицейским, и нотариусом, и юристом, и адвокатом, но как-то не особо охота так работать.





— Ты осознанно выбирал это направление?

— Ну, просто скажем так, получилось тогда только туда попасть. Учиться еще четыре года. Но я почти всю сессию автоматом закрыл — то есть, там вообще расслабленно все.


— Расскажи, как ты познакомился со своей девушкой Верой?

— Она сама нашла меня — написала мне во “ВКонтакте”. При этом я тогда сильно свою страничку не палил, но она поняла, что меня зовут Борис, начала в паблике Борисов искать, их там было, наверное, не так много. И там слово за слово, стикерами обменялись, и она с самого начала не говорила, что знает, что я — это я. Ну, я тоже не говорил, что это я. В принципе я не люблю все карты раскрывать.


— У тебя есть строчка “У моей девушки днюха в июле / Думаю, стоит купить по этому поводу мюли”. Купил ей мюли?

— А я не знаю, почему все думают, что я ей мюли хотел купить. На самом деле, хотел купить их себе: как оказалось, Вера вообще не любит мюли. Но мюли хочу я, такие, знаешь, прям махровые, бархатные. Я их пока не купил. Все деньги ушли на Москву.


— А вот трек “жакмю”, почему ты Жакмю хейтишь?

— Так я не хейчу, просто говорю по фактам: гейская хуйня. Ведь Жакмю гей. Он клевый, у него такая история — чисто селфмейд. Он жил в каком-то колхозе французском, ну, там какая-то ферма была. Вот, у него родители не богаты, насколько я знаю. И он, считай, добился такого мирового успеха, делая сумки. Ну, и трек — дань уважения ему, несмотря на то, что он гомосексуал.


— Ты читал еще книгу про Лагерфельда, видела у тебя в телеграм-канале. Интересуешься модой?

— Раньше я сильно любил всю эту тему. Короче, 2015-2016 год, я в восьмом классе. Тогда вообще был расцвет хайповой моды, и я на этой волне тоже узнавал новые слова — о, Ком де Гарсон, о, Гоша Рубчинский — и начал рисовать всякие эскизы. Вообще никак не углублялся ни в теорию, ни в практику, а просто рисовал. Но со временем все это прошло, из-за того, что просто не было денег даже элементарный Трешер купить. Но мне было очень интересно читать всякие биографии: Карло Риветти, Александра Маккуина, того же самого Жакмю, Йоджи Ямамото. Все эти люди с богатой историей. Мне история больше интересна.


— Многие артисты выпускают свою одежду.

— Да я пока даже мерч не могу себе запустить. Но сейчас я наконец понял, что хочу сделать.


— Ты очень трогательно пишешь про Веру в телеге. Почему пацаны — и особенно пацаны в рэпе — редко публично говорят о своих чувствах?

— Я даже не знаю, это табу, наверное. Я сейчас вижу на самом деле, что все это снимается, пацаны элементарно уже какие-то свои милые фотки выкладывают. Мужики пишут R&B-альбомы, пишут про своих детей, все нормально.

Но все-таки этот старый дух токсичной маскулинности все еще стоит: ты должен быть хозяином, ты не должен любить так же, ты должен позволять себя любить — вот эта тема. Мне кажется, это просто пережиток прошлого. Все это чувствуют, но не все говорят. А может, кто-то не хочет смешивать публичную жизнь и личную. Но это тоже можно понять.


— У тебя есть татуировка “Ставь на зеро”. Что она значит для тебя?

— Это строчка из песни группы “Кофе” — в принципе очень приятная песня. Я сильно увлекался советской альтернативной музыкой типа “НИИ Косметики”. Сначала вообще собирался целиком набить на спину текст песни “Счастлив как никогда”, а потом подумал, нет, пока не стоит. И так я откладывал, откладывал до своего первого в жизни увольнения: мне пришли деньги, и я такой, а пойду-ка татуировку сделаю. И набил себе вот эту вот. По сути, мантра, чтобы я не забывал, что иногда надо идти на риск.






— Ты писал, что “очень сильно вырос как личность за полгода-год". В чем это проявляется?

— Понял, что не надо распыляться на людей, которые негативят. Вообще негатив надо убирать. Я понял, что мои мысли пришли более-менее в порядок. И еще, что, возможно, кто-то реально прислушивается к моему мнению, и я могу быть ответственен за это. А еще я понял, что научился наконец-то ставить цели и мало-помалу их достигать.


— Если послушать твои альбомы до 2022 года, то они кажутся более грубыми и злыми. Ты сам был таким в то время?

— Нет. Это все был обман. Мне, на самом деле, очень стыдно за это. Но суть в том, что это просто образ, который был связан с негативом и травлей людей.

Продолжая разговор о взрослении, я осознал еще один очень важный момент: понял, что нельзя никого хейтить за вкусы. То есть, я буквально ненавидел людей, которые слушали мейнстрим — детский нонконформизм, короче. И я просто вижу, как со стороны выглядят те, кто от этого не отказался: нитакуси, которые все еще такие: “У него 100 тысяч прослушек, он говно”.


— У тебя периодически бывает рефлексия по поводу места в мире. Вот, к примеру: “Я не могу соперничать ни с кем, мой звук не воспринимается всерьез, я пытаюсь чето сделать, но это звучит как какая-то игрушка с вьетнамского рынка”. Почему ты так писал?

— В 2020 году я пришел из армии и начал писать рэп, который уже был в интернете: такой злой, негативный, стереотипный. Потом я начал делать сам биты, понял, что можно сделать что-то получше. Когда я уже начал делать звук сам, его многие не поняли, и он многим не понравился. И вот из-за этого я даже сейчас не понимаю, какой жанр я по итогу делаю. Ну как бы да, я делаю рэп, но при этом, если послушать то, что сейчас в чартах, в плейлистах вконтактовских со словом “рэп” в названии, там что-то другое.

Был момент, когда я кидал демки знакомым, и они начали говорить в один голос, что это какой-то “Ласковый май”, эстрада, и мне это не очень приятно было слышать. Потому что цель была другая — я никогда не хотел звучать похоже на “Ласковый май”.





— Ну в этом как раз твоя сила, что твоя музыка представляет собой микс разных жанров, у нее есть особенности, она действительно твоя.

— Наверное… Знаешь паблик “РРХП”? Я дружу с админом, и мы года два назад переводили интервью Кена Карсона, в котором он выдал хорошую тему. На тот момент он был аутсайдером и сказал, что люди всегда идут за тем, где есть большинство. И мне, условно говоря, стало проще это принимать.

Именно из-за того, что я чуть-чуть не так звучу, люди не дают этому даже шанса — хотя это тот же самый рэп, те же самые панчи, те же самые идеи, те же самые структуры, сэмплы.


— А фит с Lovv66 — разве не показатель того, что твоя музыка востребована?

— Дело в том, что в этом треке не мой звук, минимум моего влияния, моего следа. Когда я смотрю на свои странички в стримингах, где показывается топ-10 моих песен, я отслеживаю только те, что вышли с моим продакшеном. Считаю, что это более весомо, чем треки, куда я просто с куплетом залетел.

После фита с Lovv66 мне постоянно писали люди с предложением купить фит, и это всегда был футуристик по звучанию, а я такую музыку не делаю уже два с половиной года. Но я все равно отношусь к этому фиту очень положительно, потому что это необычный опыт. Я столкнулся и с большим количеством комплиментов, и с большим количеством хейта — и это хорошо.


— Как вы познакомились?

— Я лежал в кровати, мне было грустно. И тут мне несколько человек подряд кидают истории Lovv66, а там моя цитата. Я подумал “Нифига себе”. Ну и я же не дурак, я сам ему написал. И все.


— Твой последний на сегодняшний день альбом "Окурки Амура" — что значит это название?

— Смысла в этом нет, просто мне понравилось, что если два этих русских слова повторить много-много раз, они в какой-то момент начнут звучать как будто по-японски.


— А есть ли какой-то смысл в псевдониме Валюта Скуратов?

— Да просто игра слов, я это вообще в 11 классе придумал. А меня даже не Валера, не Валентин зовут.





— В заглавном треке “Премиум” ты говоришь: “Я был позади, пиздел за спиной, как гнида / Но плавно обошел даже тех, кому завидовал”. Во-первых, респект, что признаешь такое, во-вторых, кому ты завидовал?

— Я в голове представлял воображаемых конкурентов. Я не имел ничего против них, просто следил за их успехами, сопоставлял с собой и понимал, что отстаю.

Ну и были люди, про которых я буквально пиздел за спиной. И мне показалось, что я их уже во многих аспектах обошел. Это артисты такого же уровня, как и я, и я постоянно смотрел, чтобы охваты, подписчики у нас были примерно одинаковыми. А сейчас я понимаю, что это вообще не показатель, может, они просто забросили или устали. Это их дело абсолютно.


— Ты писал, что тебя вдохновляет Иван Дорн, и благодаря этому вдохновению в том числе появилась музыка на этом альбоме. Почему его музыка особенная?

— Она смогла пробить меня. Я начал слушать Ивана Дорна в шестом классе — я тогда вообще слушал Death Grips и подобную музыку, которая с Дорном не особо сочетается. Но я до сих пор помню, как включил наугад телевизор на канале RU.TV. Шел клип “Идолом”, там где дети какие-то на космической станции, и Иван Дорн поет. И я прям раскачался. Даже вот этот трек, “Стыцамэн”, который тогда вообще везде был, он был таким guilty pleasure. То есть мне он нравился, но я никому об этом не говорил. Его музыка такая одновременно и простая, и интересная. Я слышал, что у него очень много корней, то есть Иван наслушанный человек, и он все это интерпретирует под себя.


— Вообще, видела, что в твоей подборке лучших треков на русском в основном олдскул — Гуф, Влади, Ноганно, Смоки Мо, АК-47. За что ты любишь такой рэпчик?

— Я на нем вырос, много слушал его в детстве. Мне и брат ставил, и мое окружение все его слушало, и по телеку крутили что-то. В целом, это приятное воспоминание, просто поностальгировать. Да и в целом мне нравится лирикоцентричный рэп, скажем так. И мне кажется, что потом все снова к этому вернется. У этих людей есть чему получится.


— Твоя фраза: “Mnogoznaal был и остается одним из лучших в рурэпе”. Чем именно он тебе нравится?

— В классе восьмом мне показал чел клип “Жалкий червь”, и я понял, что это вообще пиздец. Это еще время такое глупое было, когда все путали Jeembo, Mnogoznaal и их менеджера — они же все трое были бородатые. В общем, я пришел домой и реально начал слушать, это был первый из этих новошкольных рэперов, который прям меня какой-то атмосферой зацепил. То есть он сам себе и бит делал, и текст писал. Может быть, сводил себя тоже сам. У него интересные рассказы, интересная интонация, подбор битов. Все было очень необычно, даже по меркам YungRussia тогда в 2015 году.


— А еще ты любишь Меззу. Почему?

— Мезза — человек мегаинтересной судьбы, он прям свой майндсет транслирует жестко. Он сам сказал “Я управляю умами со студии”, и он так и делает. Ну просто очень стильная лирика, мне кажется, он один из самых недооцененных рэперов, которые были в России.


— А есть ли кто-то из молодых рэперов, кто тебе симпатичен?

— В принципе, Фрэндли Таг, его альбом был везде у меня в ленте, и мне понравилось. Там был еще такой чувачок у него на фите, Ex-Boy Seven, он, наверное, вообще самый лучший парт выдал. Но он пока мало активен, к сожалению. Ну еще, в принципе, Code10 — к нему тоже сейчас потихоньку приходит заслуженное уважение.





— Прочитала у тебя в канале, что однажды ты залил в паблик порно в авторском переводе и миксом из своих треков на фоне. Что это было?

— У меня вообще давно — еще со школы — в голове была идея переводить порнографию самостоятельно. Тогда, короче, у меня не было микрофона нормального, ну и знания английского тоже не позволяли даже такие простецкие диалоги делать. А потом я сидел на работе и подумал: “Блин, а если, короче, просто перевести порнуху и поставить туда свои песни?” Я нашел видео, скачал, перевел, наложил дорожки и выложил. Ну, это просто так было приколом. И потом мне люди писали, типа, мы не можем на твой паблик зайти, потому что он для взрослых. Я обратился в техподдержку “ВКонтакте”, сказал, что я все удалю, только откройте, пожалуйста. И дня два возился, удалял обложки, посты, чтобы все вернулось как было.


— Еще я увидела на Genius, что в "Спасти лес — Аутро” говорит некая индивидуалка. Индивидуалками называют секс-работниц, которые работают сами на себя. Это действительно настоящая секс-работница?

— Да! Я это голосовое и еще одно взял из какого-то телеграм-канала к себе в интро и аутро. Там девушка рассказывает про свой первый раз. Я посчитал это таким романтичным отступлением… Типа, она в лесу все это делала. Мне кажется, человек, который это все собирал, уже свой канал удалил.


— “Сиськи обвисают, хуи устают / После меня будет с десяток таких же точно Валют” — это про преемственность?

— Ну, это про неизбежность цикличности. Люди умирают, рождаются новые, и потом будет много точно таких же, как я. То есть, я не говорю, что оставлю кучу клонов себя или окажу какое-то влияние, нет. Просто будут другие люди, которые будут сталкиваться с такими же проблемами, это все неизбежно. Потом будут десятки таких же, как я и как ты.


— Кем ты видишь себя через год?

— Хочу быть продюсером, писать людям песни. Знаешь, как у The-Dream: он сам не поет, но слышно, что это он сделал. И я хочу так же через год, получать деньги.

Моя лучшая песня еще не записана. Все будет потом, главное, не останавливаться — какие бы ни были заебы, как бы ты ни был нагружен, ты должен постоянно работать. Постоянно.