Whole Lotta Swag: “Быть богатым и неизвестным — просто потрясающе”

Уже девятый год на The Flow действует проект "Новый флоу". Он рассказывает о новичках, в которых мы верим, которых слушаем и любим сами, в которых видим самобытность и искренность. В разные годы героями "Нового Флоу" становились Feduk и GONE.Fludd, 9mice и Toxi$, Bushido Zho и Mayot, SodaLuv и Obladaet, Молодой Платон и Loqiemean, GSPD и Куок, Лауд и Pyrokinesis.



О Whole Lotta Swag широко заговорили в 2023-м, когда у него вышло целых два заметных альбома — “Firma Flo” и "68 Languages". Но в этом году Никита усилил свое влияние — дропнул лонгплей “New Coast”, снял первый клип, фитанул со Скриптонитом и готовится выпустить фит с Бастой.

Музыка Свэга вдохновлена его жизненным опытом и тем, что артист видел вокруг. Об этом он и читает в первую очередь: о печальных зарплатах в провинции, облезлых ванных и кредитах, взятых на маму. Пусть вас не путает псевдоним игрока: описанный сеттинг не имеет ничего общего с Playboi Carti, хотя в нашем интервью артист горячо ему респектует. А еще — рассказывает о том, как работал пешим курьером, учился на юриста по уголовному праву и долго пытался прийти к успеху. Несмотря на то, что сейчас у Whole Lotta Swag все хорошо, язык не повернется назвать это счастливым концом — у артиста все только начинается.

— У тебя на шее татуировка с надписью El Sol Ardera. “Солнце будет гореть” — такое выдал переводчик. Что это для тебя значит?

— Это испанское устойчивое выражение, которое говорят людям в тяжелые моменты — примерно как у нас “утро вечера мудренее”. И эту фразу я набил в самый непростой период и на последние деньги. Мне было очень плохо, очень больно — мы так долго ее били, она мне прям тяжело далась. Но сейчас она отрабатывает все деньги, что я потратил: каждый день на нее смотрю и убеждаюсь, что как бы плохо ни было, солнце в любом случае выйдет.


— Что это был за период?

— Я переехал в Москву: у меня нарисовалась музыкальная перспектива. Я рискнул и поехал, несмотря на то, что у меня оставалась учеба в Тамбове. Снял 14-метровую студию и работал в китайском ресторанчике, параллельно пытался заниматься музоном. Первый раз заболел ковидом в этой студии, с музыкой все шло очень тяжело, ну и общий фон был негативный. Кафе закрылось на локдаун, мне сказали, что если хочешь зарабатывать, выходи пешим курьером. Я возил еду в разные районы Москвы. Это была конечная. Я понял, что надо уезжать, вряд ли меня на данном этапе ждало что-то хорошее. Я уехал домой, и этот сложный период закончился тем, что я решил впервые в жизни заниматься только музыкой и не устраиваться ни на какую работу. Стал сводить музыку в Тамбове — мы открыли студию с моими ребятами.


— В комментариях на Genius написано, что тебе пришлось выкупать самого себя с предыдущего лейбла. Что это за история?

— Когда ты из провинции, когда ты молодой и тебе что-то предлагают, ты обычно долго не думаешь, даже если у тебя есть голова на плечах. Вот и я поехал в Москву писать музон, но он отличался от того, что я делаю сейчас — у меня было много разных ников, много разных попыток что-то сделать в разных жанрах. И после двух или трех синглов я понял, что это не то, что мне нужно. Рос долг, прибыль не росла, и я решил, что лучше уйти сейчас, когда цена вопроса была не такой критичной, какой могла бы стать через два-три года. Мы пообщались с ребятами обо всех нюансах и нашли такой вот компромисс.


— Что за долг? Ты взял аванс, и тебе этот аванс нужно было выплачивать из роялти?

— Нет, аванс мне никто и не предлагал, но на каждый релиз закладывался маркетинговый бюджет, обычный на тот момент формат работы с лейблом, в общем.



— Ты восемь лет сводил треки для других артистов. Как ты начинал на этом поле? На это можно было жить?

— Я начал читать рэп, когда мне было 15 лет, и случайно узнал, что в городе есть студия, где можно записаться. Сразу туда поехал, потому что до этого писал что-то в блокнотиках, но просто не представлял, как технически все реализовать. Я писал рэп, расстраивался, уходил, возвращался, писал биты, потихонечку учился сводить музыку, потому что меня не устраивала работа ни с какими людьми. Я понимал, что меня не понимают, да и не хотят понимать. Это провинциальный город, провинциальные студии, там такой прайс-лист, что люди вообще не замотивированы, и в то, что моя музыка выстрелит, никто не верит. Соответственно, у меня тоже не сильно глаза горели, я учился писать биты, потом учился сводить, потом мне отдали ключи от этой же студии и сказали: “Поработай, попиши ребят”, потому что звукорежиссеру надо было куда-то уехать. Потом был снова перерыв, я никого не сводил, как раз живя в Москве, занимался своей музыкой.

И вот я вернулся в Тамбов, закончил вуз, сижу и понимаю, что у меня нет ничего. На работу сильно не хотелось, голова подсказывала, что надо пробовать делать что-то стоящее, а обратно устроиться в колл-центр за 16 тысяч, где я работал до Москвы, ума не надо.

Поэтому мы открыли студию, поначалу было сложно: в Тамбове клиентов нет в принципе, это два-три человека в месяц. Но за полгода дистанционных услуг появился доход, особенно сейчас, когда цены на студийные услуги у нас выросли и мы работаем с ребятами со всей страны. Примерно к концу 2022 года я уже хорошо себя чувствовал, как будто я работаю на неплохой работе, и в Тамбове этой суммы хватало.


— Получается, твоя строчка: “16 тысяч рублей — моя печальная зарплата” — это правда?

— Да, я практически два года отсидел в колл-центре, отработал на разных проектах, и у меня была зарплата 16 тысяч.


— На 16 тысяч в месяц даже продуктов не купить.

— Ну, слава богу, хотя бы не приходилось снимать квартиру, но выбор был такой: либо заплатить коммуналку, либо поесть нормально. Никаких излишеств, поэтому я как-то пережил этот период.


— Кто твои родители?

— Папа работал на службе в органах, потом ушел на пенсию, мама работала в вузе. У всех высшее образование, все грамотные, читающие, культурные люди. Никаких особых проблем, даже по мере взросления, у меня с семьей не было, и сейчас мы тоже в хороших отношениях. Родители наблюдают, радуются, даже больше меня, наверное, читают все про меня, смотрят.







— Как ты можешь описать Тамбов?

— Практически все воспоминания связаны с этим городом, все улицы родные, родные поля. Я еще вырос в частном доме на краю города. Ну, когда я рос, это был край города, север. А сейчас город уже разрастается. У меня там лес, железная дорога, заброшенная школа. Когда я вырос, то понял, что есть моменты, когда прям ну очень странно в городе что-то сделано. Но, тем не менее, мне до сих пор там комфортно.


— Ты еще живешь в Тамбове?

— Я на полставки тамбовчанин, на полставки — москвич, катаюсь по шесть−восемь раз в месяц в Москву, это сильно выматывает. Но сейчас у меня в Москве появились родные, любимые люди, которые меня поддерживают и к которым я всегда могу обратиться, поэтому подумываю над переездом, но точно не знаю, когда это произойдет.


— Еще немного Тамбова. “Официанты “Пиццы&Пасты” знают, что я буду пить” — что это за место?

— Это кафе, которое находится в центре города. Мы уже два года ходим туда время от времени кушать, и нас все там знают. Там недорого и съедобно вполне. Когда у меня вышел сингл и клип “Биг Сити Лайф” и клип, кто-то из официантов принес мне подарок от заведения: стаканчик лимонада, на котором маркером написано “Биг Сити Лайф Whole Lotta Swag”, и я подумал: “Если это не признание родного города, то что?”.




— Что из себя представляет город в плане музыкальной движухи?

— Там все довольно грустно. Хочется верить, что мой движ как-то вдохновил людей, но ты все равно не убежишь от реальности. Там нет концертных площадок, всего одна студия хорошая в городе — наша, и она дорогая. И по тусовкам, и по концертам все грустно, в турах даже большие артисты практически не заезжают. У нас там и артистов два с половиной человека, грубо говоря. Но когда я с кем-то фоткаюсь в Тамбове, каждый второй говорит, что моя история его заряжает. Поэтому, я надеюсь, кто-то покажется на свет, хочется быть не единственным лицом от города, а чтобы какое-то комьюнити было.


— У тебя есть юридическое образование. Почему ты выбрал это направление?

— Выбрал с помощью родителей. Меня с 14 по 18 лет перед вузом мотало, я хотел быть то спортивным журналистом, то архитектором, то психологом. И, в итоге, просто был вариант поступить, у меня мама работала на тот момент в вузе, в филиале РАНХиГСа. И я отучился.

А работал я помощником адвоката еще до поступления. В 16-17 лет ездил со своим родственником-адвокатом по судам по всей области. То есть, определенный опыт у меня уже был, но на втором курсе я понял, что это совсем не моя телега.

Когда ты встаешь с кровати с тяжелым вздохом и тебе просто не хочется этим заниматься, жалко времени. Если мне не интересно, значит, я сделаю очень плохо, я не могу заставлять себя делать неприятные вещи хорошо. Я быстро подзабил, но, слава богу, как-то доучился, родителей успокоил.


— А какая у тебя была специализация как у юриста?

— Уголовное право. Предполагал, что если я пойду в юриспруденцию, то буду адвокатом по уголовным делам. В органы я не хотел никогда. Я хотел именно по ту сторону быть.


— Откуда к тебе пришла первая аудитория как к артисту?

— С SoundCloud, это было летом 2022-го. Ночью выложил трек туда, утром смотрю, на нем тысяча прослушиваний. Я такой, типа: “Как это вообще возможно?” и решил и дальше туда что-то выкладывать. Первый трек потом набрал 200 тысяч, я вставил в профиль ссылки на паблик во “ВКонтакте” и инстаграм*. Люди начали переходить в соцсети, и на меня в инстаграме* за месяц человек двести подписалось. На меня за всю жизнь до этого столько подписалось, а тут за месяц! SoundCloud — это вообще бесплатный рассадник будущих интересных ребят.





— Псевдоним Whole Lotta Swag не может не ассоциироваться с альбомом “Whole Lotta Red” Playboi Carti. Что тебя с ним связывает?

— Я с юности сильно люблю Playboi Carti. Мне нравилось, как он двигается, мне нравилось, что о нем нет никакой информации, что его невозможно прогуглить, что у него нет сторис каждый день, он какой-то очень загадочный, все ждут его альбом, обсуждают, как он будет называться. И самое главное, каждый его релиз наклоняет игру.

Когда я услышал “Whole Lotta Red”, мне, как фанату, прям было плохо. Я слушал и думал: “Что это за говно, где мой рэп?”. Но я к нему просто не был готов, и уже через полгода я ходил и, как идиот, слушал альбом на повторе и понимал, что ему максимально похуй. Вчера он со своими друзьями курил бланты в Калифорнии, они прям “рэп-рэп”, сегодня он в латексных штанах и скримит в микрофон. Это прям персонаж. Наверное, я бы никогда не смог им стать, и поэтому я его люблю такой детской любовью. Сейчас я уже ни от кого как бы не фанатею, просто возраст прошел, но этот альбом для меня много значит.

Но выражение “Whole Lotta” было и до Carti: у Led Zeppelin есть песня “Whole Lotta Love”, и она у меня была добавлена. Я знал, что в некоторых районах говорят вместо “so much” именно “whole lotta”. И мне нравилось, как это звучит. Мне на SoundCloud надо было срочно поменять никнейм, и вот в голову пришло “Whole Lotta”. Подумал, чего во мне много, собственно, и решил, что свэга. Все.


— 2023 год — когда у тебя вышло два альбома — переломный для тебя в плане взлета?

— В плане взлета — нет. В плане веры в то, что все получится, — да. В 2023-м я понял, что буду и дальше заниматься музыкой. Впервые в жизни расслабился и увидел, что мои идеи работают. Может, местами это было плохо технически и сыро, но людей это все равно цепляло. Но 2024 год все-таки сильно переигрывает, потому что вышел “New Coast”, потому что сейчас я увереннее себя чувствую и действительно ощущаю, что все докручивается.


— На что потратил первые деньги от музыки?

— Купил микрофон на студию, в который, впоследствии, записал весь “New Coast”, снял клип “Биг Сити Лайф”. Я хорошо растянул эти деньги, почти на семь с половиной месяцев. У меня там целая бухгалтерия была, я все записывал, очень боялся куда-то не туда потратить, не так вложить. Ну и бабушке дал чуть-чуть, маме чуть-чуть.



— “Бабушка начала рыдать, когда я принес ей нал”. Так и было?

— Да. Я приехал под Новый год и решил подарить конверт с небольшой, на самом деле, суммой, но, тем не менее, там было больше, чем я давал ей до этого за всю жизнь. Я подарил ей конверт, и она ничего не смогла сказать, просто начала плакать, обняла меня, сказала: “Ты стал такой большой, такой взрослый”.

В треке “Страгл” еще есть в начале диалог, где таксист говорит: “Тамбов, Ростов”, типа мы все там. Это я как раз еду к бабушке отдавать деньги, и таксист мне начинает задвигать. У меня диктофон тогда был включен почти всегда, потому что я хотел, чтобы на “New Coast” везде были диалоги людей из Тамбова, чтобы все это было завязано. В итоге это не очень получилось, но я записал разговор с таксистом, приехал к бабушке, и у меня в голове это как-то собралось в трек.


— Я люблю диалог про то, что деньги позволяют не работать с мудаками. Очень чувствую это на всех уровнях.

— Ага, мы сидели тогда с саунд-продюсером, который у нас на студии работает. И я так немножко в позиции старшего с пацанами, всегда им рассказываю всякое. У нас было много экзистенциальных диалогов, где мы рассуждали про ценность денег. И я на записи выдал такой прикол, а потом и подумал: “Блин, это абсолютная правда”. Быть богатым и известным — прикольно, быть богатым и неизвестным — просто потрясающе. И деньги — это просто возможность отгородить себя от ненужного груза. Это было в треке “Экзамен”, одном из любимых моих.


— Еще про деньги. У тебя была строчка, что ты продавал фиты. Кому ты продавал и как это было устроено?

— В первый раз это было в 2023 году, на тот момент у меня только вышел “Firma Flo”, было, ну может, 10 тысяч прослушиваний. И вот мне пишет парень и предлагает хорошую на тот момент цену за куплет. Я говорю: “Конечно, да”. Потому что я всегда к этому относился так: если это не адский кринж и не какой-то нерукопожатный персонаж, а просто парень, который хочет привлечь к себе внимание, то пускай. Я для себя тогда решил, что я пока не настолько финансово независим, чтобы отказаться от офферов в полмиллиона. Но сейчас такой практики уже нет, я перестал это делать. Наверное, у пятерых или шестерых ребят я появился на альбоме и еще у пары — на синглах.


— Эти треки получили какое-то внимание?

— Я не просто продавал куплет, я старался сделать его крутым. Я периодически захожу к ребятам, с которыми работал, и у всех наш трек на первом месте, по чуть-чуть, но слушается. У кого-то не по чуть-чуть. Если уж я решил где-то оставить след, то пусть это будет круто. Если кого-то из ребят это заряжает, я только рад.


— В момент выхода “New Coast” ты писал, что три месяца мучился в студии, написал еще два альбома параллельно, но выбросил их в корзину. Это было выгорание или тревога, что нельзя опустить планку?

— Скорее давление, которое я сам себе придумал. Я понимал, что от меня чего-то ждут, и я должен разъебать. Сейчас я этот момент прорабатываю, понимаю, что мне надо сохранять спокойное состояние, где я просто кайфую от создания музыки. Не надо держать в голове, что я должен брать великие планки, что если я завтра не выдам хит, то все уйдут, деньги кончатся, а я поеду работать в колл-центр.

Тогда я понимал, что мне надо сдать весной альбом, а у меня реально пусто. Из того, что я хотел бы показать, у меня ничего нет вообще. Вышло “68 языков”, и больше трех месяцев я не мог написать ничего хорошего. Я еще работаю в таком режиме с десяти до шести, как в офисе. Чувствую, что так я продуктивен, не могу сидеть дома и играть в PlayStation. Я приезжал и думал: “Блядь, я хочу умереть, просто разбить себе голову”, не знал, что мне делать. У меня в голове пустота, перекати-поле, а все, что пишу, я не могу никому показать. Купил микрофон за 200 тысяч, получил первые деньги и думал, что это меня зарядит, но этого не случилось.

Я вышел из этого состояния просто в труде. Писал говно, потом хоп, написал не говно. Я, в принципе, придирчивый к себе. Если бы я выпускал все, что пишу, это тоже было бы неплохо. Но это мой загон, я прям хейтер самого себя.


— У тебя есть строчки: “Я сейчас в загоне, типа реально ниче не умею / Но пацаны убеждают меня: Ты че? Давай делай”. Как ты это преодолеваешь?

— У меня бывают дни и недели, когда я ничего не пишу. Я просто слушаю музыку, общаюсь с людьми, катаюсь куда-то. Если работаю, то стараюсь делать что-то другое. У меня же есть студия, я могу погрузиться в операционную деятельность, в таблицы с финансовыми отчетностями. Могу поработать там бухгалтером: “Все, я сегодня не рэпер, я рэпер выходного дня”. Не идет — не надо себя насиловать. Но чувство, что я реально ничего не умею, у меня было постоянно. После “68 языков” я абсолютно серьезно сидел и думал, что этот альбом — случайность, и я больше ничего никогда не напишу.

Был и такой эпизод: мы мастерили альбом на студии и мучались с обложкой — просто тут сфоткались, там сфоткались. Уже заебанные, время, наверное, три часа ночи, а мы все фоткаемся. И вот я сажусь в кресло с маком, уставший, просто выдыхаю, и это случайно фоткают. И я такой: ”Все”. Я на айфоне превращаю фотку в квадрат, накладываю какой-то уебищный фильтр встроенный. Мы выключаем свет и как в кино садимся, слушаем альбом уже с обложкой. И на пятом треке меня разъебывает, я понимаю, что отдал всё, что копил в себе очень долго.




— Твоя строчка: "Я не часть индустрии, я в сторонке почитаю". Почему не считаешь себя частью индустрии?

— У меня есть много строчек, которые уже перестали быть актуальными. После “68 языков” мне казалось, что меня не принимают, что большинство как-то нос воротит, всем все не нравится. Хотя от самих слушателей я получал много любви. Плюс я много обращал внимания на других ребят в индустрии, которые мне не нравились. И в момент написания “New Coast” я положил хуй на все мысли о ком-либо, писал грубо и по-настоящему, так, как я хотел, не думая ни о чем. И в том числе была фраза про то, что я не считаю себя частью индустрии. Сейчас какое-то место у меня уже есть, есть фан-база, опыт, бэкграунд, скажем так. Я просто не могу этого сказать, потому что это уже не так. Но это было так тогда.


— Ну вот у тебя есть фит со Скриптонитом, это же суперпризнание от индустрии. Расскажи про этот опыт.

— Я написал песню, и мне сразу показалось, что здесь классно зазвучал бы Адиль. Он — один из моих кумиров в музыке, я всегда за ним следил, мне кажется, он — один из самых музыкоцентричных людей. Адиль — это музыкальный магазин. У него на компьютере лежат альбомы под любой жанр, он уже их все написал и сейчас тебе покажет. Вот у него мемфис, вот у него рок, вот у него поп, вот у него рэп — абсолютно все, что угодно.

Я написал ему, кинул трек, но он мне не ответил. Я так и предполагал: пробиться к такому большому артисту в директ нереально. А потом он сам пишет: “Привет, братец, вот услышал твою музыку, хотел тебе пожелать удачи и увидел, что ты, оказывается, мне демку прислал, сейчас послушаем”. Меня тогда промурашило, и мы заобщались. Ну, то есть, он зашел мне респектнуть и случайно увидел, что две недели назад я, оказывается, сам ему писал.

И все, потом поехал на съемки, познакомился лично, и мы провели, наверное, пять дней — и на студии, и просто болтали. Он — человек, который прошел рэп-игру, мне было интересно, что он делает сейчас, как он себя чувствует в такой момент? Потому что я это вижу как экзистенциальную пустоту капитальную. Ты прошел все, собрал все стадионы, выпустил все виды альбомов. У тебя альбом десятилетней давности в чарте, у тебя шесть альбомов в чарте одновременно. Ты все сделал. Каждый второй говорит, что лучший рэпер — это Скриптонит. И, побыв рядом с Адилем, я увидел то, что и ожидал. Он просто любит музыку и ему все остальное абсолютно параллельно. Он будет делать музыку сегодня, завтра, послезавтра, через месяц и через два. И так будет всегда, на любви к музыке у него все строится, и я этим вдохновился. Я себя убедил в том, что, несмотря ни на какие вершины, я буду сохранять в себе любовь к созданию музыки, и пусть меня это тоже ведет долго, дай бог. Да и хотя бы до его лет, у нас десять лет разницы с ним как раз, мне 24, ему 34.




— Тебе еще респектовал Kizaru, привело ли это к какому-то коннекшену впоследствии?

— Я не пишу почти никому сам. Многие в индустрии ожидают, что я должен написать, подружиться. А я стараюсь ни в чье личное пространстве не вторгаться, просто относиться ко всем с уважением. И Олег тоже написал мне сам. Но общение сошло на нет, его как такового и не было, я ждал куплет от него, но не дождался. Я с уважением к нему отношусь и все понимаю. Его сообщение было для меня зарядом: у меня две тысячи человек в инстаграме*, а мне пишет Олег Нечипоренко. Это прикольно для меня на тот момент было, важно.


— Давай про Басту поговорим. Как у вас коннект случился?

— У меня было пару демо и желание познакомиться с Васей — и как с легендой, и просто как с человеком. У меня папа слушает Басту, я всю жизнь к нему с огромным уважением. Директору Васи показали эти демо, которые у меня были. Одна не зашла, а вторая — наоборот. Мы поработали, увиделись на съемках “MC Taxi”, которое, наверное, уже выйдет скоро. Вася — великолепный мужик, мне с ним легко, он примерно ровесник моему отцу. У него невероятный трудоголизм, сумасшедшая сила, здоровье. Я просто в восторге был — он ночью откатывает эти “MC Taxi”, потом едет на съемки клипов, еще куда-то.





— Чей респект ты ценишь больше всего?

— Мамы и папы, наверное.


— Как родители относились к твоим занятиям музыкой?

— Нормально. Не то чтобы меня прям морщили, но всегда заставляли учиться, работать. Это нормально. Родители переживали. Когда родители не знают этот мир, для них это просто… Ну это как подойти к 60-летнему человеку и сказать: “У меня миллион, но он в биткоине”. Человек спросит, что такое биткоин, а ты ему скажешь: “Ну это там пиксели, блокчейны, у меня в телефоне эти деньги, а кто-то на флешке, на холодном кошельке их хранит”. Звучит так, будто я придумал себе что-то. С рэпом то же самое. И я всё понимал прекрасно, у меня не было никаких обид. А сейчас ко мне вопросов нет. Их респект мне ценен. Я всем, чем могу, делюсь.


— Что ты делаешь в свободное время?

— Мы иногда играем в баскетбол, в футбол с ребятами, периодически хожу в зал, на боксик. Ну, на самом деле, я сейчас в свободное время такой: “О, можно отдохнуть”. Сажусь, открываю телефон, начинаю биты слушать. Я уже понимаю, что у меня профдеформация такая, что для меня отдых — это просто пацанов послушать, подобрать себе чего-нибудь.

Гуляю, по возможности, практически каждое утро, езжу куда-то завтракать: нравится красиво посидеть, вкусно покушать. Сейчас стараюсь читать побольше, возвращаться в эту тему. Ну в общем, ничего такого вау. Вы бы наверное охуели, если бы я сказал, что люблю хоббихорсинг, прыгаю там по выходным (смеется), но нет, все тривиально, суперспокойно.


— Ну ты каким-то идеальным человеком представляешься. Может, ты хотя бы в рилзы залипаешь, или просто время на какую-то хрень тратишь.

— Не, время на хрень я тоже трачу, думскроллинг — это прям моя любимая тема. У меня 650 поднятий телефона в день, прям психушка, я могу иногда уже прочитанные сообщения перечитывать, телегу пустую просто мотать, рилсы, шортсы, все виды деградации, подкасты всякие люблю слушать, причем с просто никакими персонажами.

Еще я жестко торчу на рэдбулах, много сигарет курю и очень за это себя ругаю. У меня утро не начинается без сигареты с рэдбулом за завтраком. Это и на нервную систему сильно влияет, но я двигаюсь в направлении исправления всего этого.




— Как ты относишься к тому, что тебя обсуждают?

— Раньше прям специально заходил и читал комментарии. В какой-то момент я понял, что интернет может придумать абсолютно что угодно, и это разойдется, поэтому с тех пор я перестал следить, чтобы себя особо не загонять.

Я понимаю, что вопрос связан с обзорами на ютубе, с реакциями всякими. Меня всегда задевало не то, что человек скажет про мою музыку — свое мнение есть у всех, это нормально. На тот момент у меня было недоумение, как обзорщик можешь стать ролевой моделью для других: скажет, как им относиться к этой музыке, и все так и будут к ней относиться. Типа обзорщики слабенько выполняют функцию дифференциации мнений, забывают людям напоминать, что они должны думать сами. Выставлять свои оценки, а не рассказывать потом друзьям, типа: “Я слышал, что у Whole Lotta Swag трендовость на троечку, текст у него типа на семь, ну как бы он вроде и не Баста, но и не Friendly Thug 52 NGG”. То, что кому-то не нравится музыка — это отлично. Лишь бы она хоть что-то вызывала.


— Почему стал возвращаться уличный рэп?

— Я думаю, потому что сейчас уличный рэп обрел вменяемую форму. Эпоха грязного бум-бэпа, который люди слушали только из-за текста и потому что другой музыки не было, прошла. Сейчас можно и в звук, и в текст, и это суперкруто. Уже можно сделать действительно стилево, так, что под это пацаны и в приорах ездят, и на роллс-ройсе.

Плюс еще время такое, мы пропустили момент капитального кризиса общества, народ реально очень загрузился после вируса и дальнейших событий. Моргенштерн** больше не радует, как раньше. Людям захотелось услышать что-то о реальной жизни, общество действительно в стрессе. И должны были появиться люди, которые скажут что-то, кроме “Мы катаемся на тачках, трахаем телок” и все такое. Это, видимо, было нужно.


— Тот же Моргенштерн** сказал во “Вписке”, что слушателям надоели треки про бабки и настало время “духовного флекса”.

— Мы с Моргеном**, кстати, виделись и тоже как раз эту тему обсуждали, он подтвердил свои слова. Я с ним согласен полностью, в цене сейчас реальная жизнь. Я же мог, например, сесть на это интервью и придумать совершенно другую жизнь. Сказать, что я не работал официантом и пешим курьером, что мы просто на ставочках хорошо флексим, круто кушаем и отдыхаем, а моей прошлой жизни никогда и не было. Но я не вижу в этом смысла. Дело не в тренде, а в том, что я понял, как естественно быть самим собой.


— За что тебя ценит твоя аудитория?

— Мне постоянно пишут, что я спасаю чьи-то жизни своей музыкой, часто приходят с конкретными запросами на решение вопросов, как будто я психолог. Я рассказал за три релиза историю того, как хуево я жил и как я выпутался из этого. Ребятам это помогает, они это слушают, понимают, что они не одни. Когда ты видишь, что кто-то из артистов стреляет, ты пытаешься себе это объяснить. “А, да он там вот с этим познакомился, тут фитанул, тут он купил все, там у него богатый папа”. Не хватает примеров с пацанами из соседнего двора, у которых получилось, потому что они работали, и это, конечно, подстегивает ребят очень сильно.

Все, с кем я виделся на концертах, все, с кем общался, супервменяемые молодые пацаны и девчонки. Я вижу, что все стараются оставаться людьми. Не хочу пуха на себя набрасывать, но я, видимо, как-то правильно себя подал. И люди понимают, как себя надо вести хотя бы на моем концерте. Думаю, что ценят за то, что могу им чем-то помочь.





— Кому из молодых артистов ты респектуешь?

— Январский блюз мне очень нравится, считаю его талантливым парнем и максимально сильным. Нравится Егор Whywe, у нас с ним было несколько совместных работ, тоже считаю, что у него все получится. Вообще, рынок мне кажется интересным, большим, как никогда, и я за всех рад.


— Кем ты видишь себя через год?

— Я хотел бы себя видеть счастливым и еще более проработанным человеком. То, что у меня не будет проблем по артистической части, я не сомневаюсь, потому что я вывожу любые проблемы. Поэтому я бы хотел себя видеть, в первую очередь, реально счастливым, еще более спокойным человеком, в котором остается все меньше злости и обид.



* Cервис принадлежит компании Meta, признанной экстремистской на территории РФ
** Минюст РФ признал его иноагентом