Павел Курьянов: "Тимати удалил клип "Москва", когда понял, что обидел многих"

На Youtube прошел прямой эфир, в рамках которого генеральный директор группы компаний Black Star отвечает на вопросы зрителей и медиа.

Мы посмотрели и выписали несколько интересных цитат — новые детали конфликта с L'One, продление контракта с Мотом, уменьшение количества рекламных интеграций в клипах артистов лейбла.





КЛИП "МОСКВА"

Песня и идея проекта сделать подарок Москва, на мой взгляд, — очень классная. За последние годы Москва кардинально преобразилась. При Лужкове не было тротуаров для пешеходов, все в перетяжках, не было обустроенных парков, везде сидели с пивом. То, во что этот город превратился за 6-7 лет — это небо и земля. Поэтому видеоряд, который Тимати использовал, и в котором показал красоту сегодняшней Москвы, это, на мой взгляд, блестящее решение.

Это песня, в которой Тимати решил поздравить свой город и попытался выразить поддержку в отношении руководителей города и страны. Она уже многие годы была видна, он ее не первый раз заявил. Но после того, как мы увидели огромное количество негатива, мы с Тимати несколько раз встречались и, когда он понял, что обидел многих людей, он удалил это видео. У него не было преднамеренной идеи кого-то обижать.

Если говорить про меня как руководителя лейбла, то я бы, наверное, написал другую песню. Вот такой простой ответ на этот глобальный вопрос.



L'ONE СОГЛАСИЛСЯ ЗАПЛАТИТЬ СУММУ, КОТОРУЮ ЕМУ НАЗВАЛ BLACK STAR. ОНА БЫЛА СУЩЕСТВЕННО НИЖЕ, ЧЕМ 170 МЛН, О КОТОРЫХ ОН СООБЩИЛ БАСТЕ

Я бы разделил эту историю на 2 части — юридическую и личную.

Юридическая: L’One — истец, мы ответчики. Он заявил в суде, что правда на его стороне и лейбл ему должен все вернуть. Мы, в свою очередь, собрали все документы, которые доказывают нашу правоту в этом деле. В самое ближайшее время состоится суд, который определит, кто прав юридически.

Личная: L’One пришел на лейбл семь с половиной лет назад. Я даже не буду вспоминать, что у него не было денег на квартиру, он сам об этом рассказывал. Я лично курировал его все это время по выпуску репертуара. Первые месяцы, когда он пришел, мы сели в нашем старом офисе, я взял листочек А4 и сказал: “Лёв, давай поставим тебе цели, чтобы ты сразу ворвался в лейбл, агрессивно двигался и рос. Первая цель — собрать две тысячи. Потом — четыре. И двигаться дальше”. Тогда для Лёвы это были цифры достаточно большие, он на это с удивлением смотрел.

На протяжение всего пути мы, работая командой, доказали, что это возможно. Сначала он собирал 600 человек, потом две тысячи, четыре, восемь. В самом конце мы собрали 13,5 тысяч в “Олимпийском”. Последний концерт в “Олимпийском” наша команда не хотела делать, он заранее был убыточен для нас. Лёва лично мне написал: “Я тебя очень прошу, давай проведем его. Я всегда о нем мечтал”. Я пошел навстречу.

Когда мы запустили продажу, он спросил: “Ты не против, если на этом концерте я объявлю, что с лейблом мы расстаемся и не будем сотрудничать? Имя L’One мне больше не нужно, я объявлю, что буду под новым выступать”. Я сказал: “Как хочешь, хозяин барин. Я поддержу твое решение”. Он сказал, что это поможет продаже наших билетов, поможет собрать еще больше людей. И дал зеленый свет.

Мы с Лёвой еще за полтора года до окончания контракта обсуждали, что будем делать после. Мы видели, что он не сильно идет на разговор, на обсуждение деталей. Вопрос начал остро вставать, когда был “Олимпийский”. Он сказал: “Давай я “Олимпийский” проведу, после этого сядем и спокойно поговорим. Потом, после “Олимпийского”, сказал, что ему надо съездить на отдых и мы потом поговорим. Так или иначе процесс тянулся и буквально за месяц или две недели до конца контракта мы реально сели за стол переговоров.

У нас было несколько встреч, где мы обсуждали условия. Они для Лёвы оказались высокими. В итоге на последней встрече мы договорились о сумме, которая, на мой взгляд, была уже смешная. Многократно меньше суммы, которую Лёва заявил Васе [Басте]. Не знаю, зачем он ее сообщил, она обсуждалась два года назад как стоимость сколько денег он приносит и потенциально, сколько стоит. На финальной встрече она была чертовски меньше. Меньше настолько, что я говорю: “Лёв, ты эту сумму окупишь за полгода, если реально поработаешь. Даже если будут проблемы, давай ее растянем на 2 года, чтоб не было напряга”.

Он, конечно, отстаивал свои права, но в итоге встал, пожал всем руку — мне Тимати и Вальтеру — и сказал: “Я согласен”. И вышел. Мы сказали: “Ну хорошо, что так все произошло. Мы пошли навстречу, несколько раз опускали сумму, с которой он в итоге согласился”.

Через несколько дней он позвонил и попросил прислать ему пару бумаг по его контракту. Сказал, что это для его любопытства. Говорю: “Лёв, мы вроде договорились”. А он мне: “Паш, я тебя никогда не подводил. Не обманывал. Если я сказал: “Договорились”, я держу свое слово”. Я говорю: “То есть я могу тебе доверять?” Он сказал: “Ты можешь мне доверять” <...> Мы назначили дату подписания договора, Лёва приехал с двумя адвокатами, чтобы они посмотрели наши документы о расторжении.

Я удивился, когда ребята сказали: “А теперь давайте поговорим, какие у вас права”. Я говорю: “Лёв, мы вроде с тобой договорились, ты вроде приехал на подписание”. А он такой на меня смотрит: “Паш, теперь тебе нужно общаться с моими адвокатами”. <…> Они начали излагать суть своего предложения, я послушал пять минут, сказал: “Спасибо, встреча закончена, тема неинтересна. Идите в суд”. Встал и вышел. У ребят началась истерика, адвокаты начали ругаться. На этом тема закончилась.



МОТ ПРОДЛИЛ КОНТРАКТ С BLACK STAR

Мы позвонили ему еще за 2 года до окончания контракта. Он сказал: “Хорошо, ребята, вот мои пожелания”. И мы подписали с ним договор и дальше работаем. Он видит в нас команду и ему команда нужна.



ГДЕ СКРУДЖИ?

Мы со Скруджи 2 года выпускали неплохой мейнстримовый материал. В какой-то момент он сказал: “Мне надо взять творческую паузу и подумать”. Пропал на месяц-два. Вернулся и говорит: “Ребята, я взвесил все, что выпускал, и понял, что теряю себя в таком муз материале. У меня есть концепция, как я себя вижу”. И рассказал: жесткий андеграунд, пули, автоматы, бронежилеты. Мы поняли, что на лейбле такое выпускать не можем, и артиста заковывать в цепи тоже не можем. Поэтому мы пересмотрели наши отношения, перевели его в формат менеджмента, чтобы помогать ему реализовывать вещи, которые ему как артисту — гипер-дарковому персонажу — вообще не хотелось бы делать. Перевели его издание музыки на нашу компанию Make It Music. Пару дней назад Скруджи приезжал, я слушал песни с его альбома. Это жесткач, но это круто и это Скруджи. Он забился, сделал себе железные гриллзы, ходит в капюшоне.



КОЛИЧЕСТВО РЕКЛАМЫ В КЛИПАХ АРТИСТОВ BLACK STAR УМЕНЬШИТСЯ

В прошлом году мы реально заигрались с рекламой. Ее было очень много. В оправдание могу сказать одну вещь: в том году мы снимали реально дорогие клипы, а они требуют бюджетов. В нашей стране без рекламы такие могут снимать только единицы артистов, это реально дорого. Это не оправдание. Творчество — это творчество, оно не должно быть перегружено посторонними вещами. В начале этого года мы утвердили новую стратегию. И если вы посмотрите наши работы, которые выходили с середины года, то увидите, что рекламных интеграций там минимальное количество. Если они и есть, мы стараемся, чтобы они максимально не раздражали.



ПАШУ — ПРО МОСКОВСКИЕ ПРОТЕСТЫ

Как в личных отношениях, если ты строишь семью, то важно слышать друг друга. Если отношения односторонние, они всегда разрываются. Когда партнеры слышат друг друга, отношения преобразуются и становятся сильнее. Между людьми и государством так же должно быть. Если государство делает что-то неправильно, люди должны об этом сообщать. Я понимаю тех, кто выходят на митинги и проявляют свою позицию. Если государство не реагирует на это, это неправильно. Людям надо объединяться, чтобы делать это более массовым, делать флешмобы в соцсетях. Я лично в таких участвовал, когда задержали журналиста “Медузы”, и когда задержали режиссера на последних митингах. Я писал в инстаграме: если он виноват, то проведите прозрачное чистое расследование. Все должно быть по закону. Не могут люди кидаться на полицейских и, прикрываясь этим, снимать потом репортаж, что их, бедных, бьют. А если с другой камеры посмотреть, то видно, что и они сами вели себя агрессивно.