Slowthai: “Обожаю borsch! Нравятся pelmeshki”

Slowthai — один из главных героев новой волны британской музыки. Он выстрелил дебютным альбомом "Nothing Great About Britain" в 2019 году, где мощно прошёлся по социальной повестке, разобрав на атомы и устои британского общества, и местное правительство. Всё это происходило под громкую смесь хип-хопа и панка, а сам Slowthai одинаково комфортно чувствовал себя и под выкрики "oi", и на совместном треке со Skepta.

Пару лет назад часть редакции The Flow попала на концерт Slowthai на любимом фестивале Flow в Хельсинки. "Если коротко, то автор альбома “Nothing Great About Britain” знает everything about great perfomance. Малой зубоскал заставлял зал меситься так, будто этих людей все окончательно за***ло и пришло время бороться за свободу", — писал про его лайв коллега Недашковский. Это в самом деле было чистое безумие: с вечным мошем, дикарской энергией и фанатами, которых в наказание за ложь ("Я на самом деле не знаю слова куплета", — а на сцену он вышел как раз зачитать с артистом) отправляли стейдждайвить.

Поэтому перед созвоном я был настроен на заряженного спикера, который будет меня перебивать, рассказывать дикие истории и дьявольски смеяться. Поэтому 26-летний Тайрон сильно удивил: за 20 минут нашего разговора он показался самым спокойным и расслабленным человеком в мире. Заодно по ходу интервью я выяснил, почему его начало сместилось на полчаса, пока герой "был в туалете".

Ниже — наш диалог о британской музыке, внутреннем покое, Кате Кищук и жизненных ориентирах Slowthai, после которого альбом "Tyron", выходящий 12 февраля, хочется послушать ещё сильнее.



— Как дела, у вас же опять локдаун?

— Да, мужик, снова и снова. Но я уже привык, спокойно себя чувствую. Ничего не происходит, нужно просто взять максимум от этого периода. Конечно, меня это раздражает, но если слишком много о нём думать, можно сойти с ума. Последний год я писал новую музыку и занимался бытовыми вещами: смотрел телевизор, ел, толстел.

Занялся кикбоксингом, но сейчас он тоже на паузе из-за короны, это немного убивает весь вайб, всё время сидишь дома. Так что надо развиваться как человек. Я много читал. Вот сейчас закончил “Происхождение человека” Дарвина.



— Ты посвятил первый сингл с альбома NHS, Национальной службе здравоохранения Великобритании. Почему?

— Просто хотел поблагодарить за всё, что они сделали. Я хочу, чтобы люди в целом были более благодарны и ценили людей и вещи вокруг. Речь не только о здравоохранении, но и о неочевидных вещах, которые мы можем игнорировать. Сейчас лучшее время для этого.





— Новый альбом тоже будет миролюбивее?

— Думаю, агрессия никуда не делась. Просто сейчас она направлена на мой внутренний, а не внешний мир. Там есть радость, есть грусть. Он о том, как живут люди, как преодолевают трудности и что выносят из них.



— Ты стал спокойнее?

— Да. Разобрался с внутренним гневом. Он остался где-то внутри, но уже не лезет наружу так жестко, я перестал психовать без причины.



— Ты и сейчас кажешься максимально расслабленным.

— Это сто процентов. Знаешь шоу Hot Ones, где едят острые крылья? Короче, в нем участвовал Сэм Смит, и у нас в офисе остались эти соусы, вчера чуваки уговорили меня попробовать. И это разъебало мне всю ночь. Лежал в кровати, ничего не мог делать. Живот до сих пор разрывается, я был в огне. Я люблю острое, но это было слишком.



— Какую музыку слушал в детстве?

— Первый альбом, который я купил — Linkin Park “Meteora”. Потом переключился на Лудакриса, всегда слушал разную музыку. В юности я был упёртым: не слушал то, что все остальные. Все угорали по американской сцене — я слушал британскую музыку. А потом мне надоедала она — и я переключался на турецкий психоделический рок. Всегда старался находить новое.

У моих родителей были все альбомы The Streets. Но там мне больше нравились обложки. Вот это фото дома c “Original Pirate Material”, где в некоторых квартирах горит свет — я был одержим этой обложкой. Потому что она воплощает то, откуда мы родом.



— Как на твою музыку повлиял Нортхэмптон?

— Вряд ли на музыку, скорее на меня лично. Тут не особо много чего происходит, общаешься с местными и стараешься ухватиться за всё и сразу. Мы не смотрели за пределы города — а он достаточно маленький, — я просто хотел быть королём Нортхэмптона. Ты в любом случае продукт своего окружения. Нортхэмптон мотивировал меня добиться большего в жизни.



— Чувствуешь, что британская сцена стала больше влиять на мир?

— Мы точно стали пробиваться больше. Но наша сцена и сама сильно вдохновлена афробитом и в целом африканской сценой. Когда в одном месте смешивается столько культур, ты не можешь игнорировать их влияние на тебя.



— Считаешь себя хип-хоп артистом?

— Я всегда стараюсь смешивать жанры, чтобы делать что-то новое. Это и есть искусство — а ярлыки и жанры пусть навешивают слушатели, я просто делаю музыку.



— Насколько для тебя важна мода?

— Для меня — очень, но это никак не проецируется на мою музыку. Как только ты начинаешь смешивать их друг с другом, получается дерьмо. Люди, которые в это сваливаются, начинают больше заниматься фэшном, чем музыкой. Мне нравится красивая одежда, но музыка всегда будет на первом месте.



— Какая последняя купленная вещь тебя порадовала?

— Цепь. Но не буду врать, это пустая трата денег, никому не посоветую. Лучше покупайте дома. Да вообще что угодно, но не украшения.





— А самая глупая вещь, которую ты купил на первые деньги?

— Это тоже была цепь. Ну и я просто тратил кэш на бухло, какую-то мелочевку. Главное, что тебе могут дать деньги, это воспоминания. Ходите на концерты, занимайтесь тем, чего не делаете обычно. Шмот — пустая трата денег, просто иногда хочется себя порадовать.



— Скучаешь по концертам? Мне сильно запомнился твой сет на фестивале в Хельсинки.

— Там была жара, да. Концерты — это лучшее, потому что даришь воспоминания и себе, и другим. Мне нравится ходить туда как зритель, скучаю по этому.



— Самое дикое, что было на твоём выступлении?

— Не могу выделить что-то одно. Я плевал в рот зрителям в первом ряду, была девушка, которая разделась и знала слова каждого трека. Как-то мы забросили в зал надувную лодку и “плавали” на ней по толпе. Больше всего мне запомнилось выступление на “Гластонбери” — никогда не видел такой большой мош.



— Ты встречаешься с девушкой из России. Как вы познакомились?

— Просто начали общаться, потом лично встретились в Лос-Анджелесе. Да обычная история, думаю, ты так же знакомишься с девушками: начинаете общаться, проводить вместе время — и оп, вы уже встречаетесь.





— Ты знал, что она звезда в России?

— Не, вы живёте в своём мире, мы как будто изолированы от него. Я только знал, что она поёт. Когда познакомился поближе, понял, что Кейт безумно талантливая. Она умеет кучу всего, осталось только показать это миру.



— Что в ней тебя удивило больше всего?

— Насколько она открыта новому и сколько успела попутешествовать. Ещё она легко находит ко мне подход. Когда я начинаю загоняться, всегда знает, что мне сказать, чтобы спустить с небес на землю.



— Как тебе русская кухня?

— Обожаю borsch! Нравятся pelmeshki. А вот оливье не очень зашёл. Мне ещё нравится такая штука, klas? Ну, как будто кола, только похожая на пиво? Kvas, точняк. Не могу это произнести нормально. Она делает суп, куда его заливает. Okroshka, правильно! Она потрясающе готовит, всё время делает что-то из русской кухни.



— Вы помолвлены, верно?

— Да, бро, это любовь.



— Твой первый альбом назывался “Ничего великого в Британии”. А что там хорошо?

— Да всё отлично, проблема в истории. Я не очень в неё верю: тебе говорят одно, а на самом деле было по-другому. В прошлом мы приезжали в другие части света и навязывали людям свой язык, культуры, все эти имперские замашки. А стоило попытаться понять чужие культуры. Сила — в людях, они и делают страну. А если ты приходишь туда со своей монархией — это неправильно. Свободный мир — в нём правда.



— Самый британский фильм в истории?

— “Snatch” Гая Ричи. Там как раз есть персонаж из России.